Глава 5: Современность (2010-е — наши дни)
Убийца как симптом общества
Я видел дьявола, 2010. Реж. Пак Хун-чжон.
С начала 2010-х годов образ убийцы вступает в новую фазу — эпоху гибридизации и постиронии. Современный кинематограф объединяет эстетизацию, философию и социальную рефлексию. Жанровые границы стираются: хоррор соединяется с артхаусом, триллер — с мелодрамой, а насилие становится не только актом, но и метафорой. Если в постмодерне убийца утратил харизму, то теперь он снова получает визуальную выразительность, но уже не как герой, а как средство анализа общества. И у каждой части кинематографа этот анализ свой.
Голливуд: зло как часть эстетики
Современный Голливуд переосмысляет образ убийцы, выводя его за пределы жанровой формулы и превращая в культурный комментарий.
Например, в фильме «Красивый, плохой, злой» (2019) убийца получает экранное обаяние — Тед Банди предстает как харизматичная медийная фигура, что передаёт отношение к нему общества в реальной жизни.
Визуально фильм строится на контрасте глянца и ужаса: тёплая палитра, свет дневных сцен, крупные планы улыбок — в сумме разрушает привычный визуальный код насилия. Убийца больше не «чудовище», а человек, комфортно существующий в пространстве массмедиа. Так рождается новая эстетика — насилие как элемент публичного образа, отражающая эпоху соцсетей и культ персонального бренда.
Красивый, плохой, злой, 2019. Реж. Джо Берлингер.
«Узел смерти» (2018) идёт в противоположную сторону от создания бренда убийцы: его визуальный язык предельно сдержан. Пространство субурбии, мягкий свет и бытовые интерьеры становятся средой зла. Этот фильм развивает тему страхов повседневности — идеальная семья скрывает монстра, а ужасы проявляются больше в мельчайших нарушениях быта, чем в резкой крупной трагедии. Как и в «Оно приходит за тобой» (2014), зло не имеет лица: оно распространяется, передаётся, заражает. Фильм соединяет тревогу цифровой эпохи и фольклорную модель проклятия. Смерть и страх здесь визуализируются через статичные планы и замедленные движения камеры, создавая ощущение вездесущего наблюдения.
В обоих фильмах убийца теряет индивидуальность — он становится механизмом страха, встроенным в ткань реальности.
Узел смерти, 2018. Реж. Дункан Скайлз.
Узел смерти, 2018. Реж. Дункан Скайлз.
По схожему шаблону двигается и Ари Астер в «Солнцестояние» (2019). Фильм показывает убийство как ритуал, совершаемый общиной. Это уже не отдельные люди, а нечто большее — целая вера.
Светлая палитра, симметрия кадра и дневные сцены превращают ужас в эстетический опыт. Зло перестаёт быть индивидуальным — оно распределено между всеми членами сообщества.
Солнцестояние, 2019. Реж. Ари Астер.
Солнцестояние, 2019. Реж. Ари Астер.
Относительно недавно вышедший фильм «Свежатинка» (2022) представляет собой радикальную версию женского ответа на насилие. Ироничный визуальный стиль, розово-бирюзовая палитра и съёмка в духе рекламных роликов превращают каннибализм в метафору потребительской культуры.
Мужчина, расчленяющий тела женщин, олицетворяет не только сексуальное насилие, но и рыночное — тело становится товаром, а ужас обретает эстетическую привлекательность. Это пример того, как современный хоррор сливается с социальной сатирой, превращая насилие в способ анализа капитализма и гендерных отношений. При этом здесь прослеживается та же мысль о том, что убийца — не один человек, а целое явление. У главного героя есть заказчики и таких, как он, много.
Свежатинка, 2022. Реж. Мими Кейв.
Европа: границы тела и насилия
Европейское кино 2010-х–2020-х годов переходит от анализа убийцы как психологического типа к исследованию тела как пространства насилия.
«Неоновый демон» (2016) Николаса Виндинга Рефна строится на холодной симметрии, неоновых тонах и зеркальных отражениях.
Здесь убийство не противопоставлено красоте — оно становится её продолжением. Мир моды превращён в храм нарциссизма, где человеческое тело утрачивает моральную субстанцию и становится объектом визуального потребления. Рефн исследует убийство как эстетический акт — насилие и образ сливаются, что подчёркивает визуальный минимализм и чистота кадра. Убийство в данном случае — часть красоты.
Неоновый демон, 2016. Реж. Николас Виндинг.
Неоновый демон, 2016. Реж. Николас Виндинг.
Эта тенденция получает более философское развитие в «Дом, который построил Джек» (2018) Ларса фон Триера. Герой, серийный убийца Джек, воспринимает собственные преступления как искусство, а себя — как художника, выстраивающего структуру произведения из боли и страха. Фон Триер соединяет документальную холодность с гротеском, используя длинные диалоги и монтажные вставки, чтобы превратить сам процесс убийства в размышление о природе творчества.
Дом, который построил Джек, 2018. Реж. Ларс фон Триер.
Дом, который построил Джек, 2018. Реж. Ларс фон Триер.
Европейская тенденция современного кинематографа — отказ от харизмы убийцы. В отличие от американского глянца, европейские режиссёры деконструируют фигуру насильника, делая акцент на хрупкости идентичности. Например, «Сырое» (2016) показывает тело как зону распада — границу между человеческим и нечеловеческим. Каннибализм тут становится метафорой взросления: насилие не разрушает, а трансформирует.
Эта эстетика холодного натурализма, часто с клиническим светом и длительными крупными планами, разрушает привычное ощущение дистанции между зрителем и экранным насилием. В этом смысле европейское кино отказывается от идеи «монстра» и приходит к идее телесной мутации, где убийство становится проявлением внутреннего распада субъекта.
Сырое, 2016. Реж. Жюлия Дюкурно.
Азия: коллективное зло и социальная травма
В азиатском кино 2010-х убийца остаётся фигурой, выражающей структурные и социальные травмы. В «Я видел дьявола» (2010) Пак Хун-чжон сталкивает два типа насилия: криминальное и моральное.
История мести превращается в цикл возмездия, где охотник и чудовище становятся зеркалами друг друга. Визуально фильм строится на резких контрастах — красное против синего, темнота против ослепляющего света фар. Камера словно разрывает пространство между охотой и жертвой, подчёркивая бесконечность насилия. Здесь убийца не разрушает систему — он порождается ею.
Я видел дьявола, 2010. Реж. Пак Хун-чжон.
Я видел дьявола, 2010. Реж. Пак Хун-чжон.
«Паразиты» (2019) Пон Джун-хо продолжает эту линию в метафорическом ключе: убийство становится последствием социальной иерархии.
Пространство дома — верх и низ, свет и подвал — превращается в архитектурную метафору классового насилия. Когда отец убивает работодателя, это не индивидуальное преступление, а вспышка накопленного унижения. Визуальный язык фильма использует точные симметрии и переходы между уровнями пространства, превращая убийство в социальный жест.
Паразиты, 2019. Реж. Пон Джун-хо.
Паразиты, 2019. Реж. Пон Джун-хо.
Паразиты, 2019. Реж. Пон Джун-хо.
Современный архетип: убийца как структура
Убить Билла, 2003. Реж. Квентин Тарантино.
Современный кинематограф больше не ищет монстра — он показывает структуру, производящую монстров. Эстетизация и реализм соединяются, насилие становится не катастрофой, а способом диагностики. Гибридность жанров — хоррор, артхаус, социальная драма — отражает гибридность самого мира, где зло распределено между технологиями, сообществами и системами власти. Если в Европе 1990-х убийца терял харизму, то в XXI веке он теряет индивидуальность. Современный убийца — это не персонаж, а функция: симптом эпохи тревоги, экономического неравенства и цифровой зависимости.
Монстр больше не живёт в подвале — он встроен в структуру социума.
