‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵водный саундскейп петербурга‿︵‿︵‿︵
‿︵‿︵‿︵рубрикатор‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵
1 концепция 2 первый снег 3 слякоть 4 люк 5 лёд 6 водосток 7 заключение«ни одна капля дождя не звучит так же, как другая»
— Р. Мюррей Шефер
︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵концепция‿︵‿︵‿︵
Этот проект — попытка услышать Петербург не «громко» и не технически, а на уровне близкого, человеческого слушания. Поздняя осень и начало зимы дают редкое чувство оголённой материальности города: вода меняет состояние, улицы звучат иначе, привычные маршруты становятся осторожнее. Я сознательно отказываюсь от сложных измерений и «лабораторной» аналитики. Важнее то, как звуки воды встраиваются в телесный опыт: мокрая подошва и вязкий шаг в слякоти; плотная тишина первого снега; глухой подземный гул в люке, который будто дышит городом; хрупкое потрескивание льда под ногами; капли, которые находят свой ритм в водосточной трубе.
Эти пять звуковых ситуаций одновременно типичны и недооценены.
Именно они выступают организаторами повседневного опыта. Эта тема продолжает линию sound studies (Р. М. Шефер), городской теории (А. Лефевр) и представление «места как процесса» (Э. Пред), но применяет их мягко: как рамку для внимательного слушания повседневности. Город на Неве — не только образ и фасад; его водные звуки — близкие, тактильные приметы сезона, и именно их я хочу собрать.
‿︵‿︵‿︵принцип отбора материала
Выбраны пять репрезентативных звуков, покрывающих ключевые части городской гидросистемы. Материал прост и доступен: его легко встретить в историческом центре за один-два выезда с обычным диктофоном телефона. Отбираю не «уникальные» события, а устойчивые типы звучания, которые возвращаются из дня в день и из года в год:
Слякоть — тактильный и ритмический маркер перемещения по городу; Первый снег — кратковременный режим акустического «утолщения» среды (приглушение широкополосных шумов, усиление ближних звуков); Вода под землёй в люке — аускультация скрытой инфраструктуры (ливнёвка/канализация) через крышку колодца; Хождение по льду — микро-сигналы риска, трения и разрушения тонкой корки; Водосточная труба — вертикальный звукопровод.
Для каждой позиции выполняются записи при слабом ветре, в вечерне-ночные интервалы.
принцип рубрикации‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵‿︵
Исследование состоит из пяти мини-очерков, каждому звуку — свой разворот. В каждом очерке: короткая сцена; описание того, как именно звучит вода (темп, насыщенность, близость, «масса», резонанс); несколько строк о том, что звук делает с пространством: замедляет ли он шаг, делает ли двор более интимным, усиливает ли чувство глубины, собирает ли людей под одним навесом. Здесь слышен тот самый «фон» по Шеферу или момент, когда место буквально собирается звуком по Преду. Конец — краткий вывод: что связывает все пять ситуаций, какая общая интонация сезона и как эти звуки помогают проживать город в переходное время.‿︵‿︵‿︵принцип выбора и анализа текстовых источников‿︵‿
Источники я использую как оптику для слуха (простите мне этот оксюморон), а не как набор доказательств. У Р. М. Шефера беру язык для описания ролей звука: когда вода — это мягкий фон (keynote) первого снега; это — сигнал, заставляющий менять траекторию (хрупкий лёд); это — метка места (особенный тембр люка во дворе). У А. Лефевра беру идею, что пространство производится практиками: слякоть — не просто акустика, они меняют маршрут, скорость, расстояние между людьми. У Э. Преда — понимание места как процесса: каждое маленькое звучание не «иллюстрирует» место, а помогает ему случиться здесь и сейчас. Из текстов urban sound studies — очень простую установку: слушать то, мимо чего обычно проходят, и фиксировать не только звук, но и собственные ощущения. Я не делаю длинных цитат, опираюсь на собственные наблюдения, позволяя теориям быть ненавязчивым языком для осмысления.
‿︵ключевой вопрос и гипотеза‿︵‿‿︵‿︵
Ключевой вопрос: что делают с нами и с городской средой пять водных звуков переходного сезона, если слушать их не измеряя, а проживая — как они меняют шаг, взгляд, внимание и ощущение близости/отдалённости пространства?
Глобальная гипотеза: в переходный сезон водные микрозвуки становятся главным режиссёром повседневности — они незаметно перенастраивают темп, дистанцию, осторожность и интимность городской жизни сильнее, чем большие шумы; таким образом, именно эти тихие и близкие звучания со-производят переживаемое пространство Петербурга.
Код Санкт-Петербурга: 78. Каждая запись длится 78 секунд
первый снег
для меня снег в петербурге больше трагичное событие. наши снежинки никогда не появляются тихо — их всегда несёт ветром. моя запись про пургу первого снега. отчётливо слышно, как поток снега бьёт в капсулу микрофона: резкие, острые, колкие касания. ккажется, воздух стал зернистым. это чутко передаёт, что снег в петербурге всегда мокрый. он больше дождь, чем льдинка. ветер подхватывает хлопья и превращает их в серию микроскопических ударов: не мягкое шипение, а хлёсткие покалывания, от которых чувствуется мороз и капли на лице.
во второй части сцена «раскрывается»: сквозь метель проступает дорога — машины на свежем снежном слое. один момент особенно выделяется: автомобиль срывается в лёгкий дрифт. это слышно и телесно: линия шума резко «наклоняется» — короткий подъём оборотов, прерывистый «скольжащий» шорох шин и быстрая коррекция газом. в кадре — смесь силы и контроля, и на фоне колкой метели этот жест звучит почти графически.
запись схватывает петербургскую зиму не как открытку, а как тактильную ситуацию. если проговорить это в понятиях sound studies, метель здесь действует как перенастройка саундскейпа. по шеферу меняется распределение ролей: непрерывный городской гул уходит в keynote, а сигналы смещаются к зернистым ударам снега по мембране и к микродинамике шин. снег и ветер создают «акустическую завесу» (lo-fi в дальнем плане) и одновременно поднимают на поверхность ближние, телесные детали — снежинки, которые делают сцену интимной и «близко расположенной» к телу слушателя. через оптику лефевра это — пример того, как материальный процесс (снег + ветер) со-производит городское пространство: меняется ритм движения, траектории езды машин; дорога на несколько минут превращается в площадку тактильного риска и демонстрации навыка — тот самый дрифт как краткий событийный узел пространства. из urban sound studies метель — это смена режима слышимости: «дальнее» акустически закрывается, «ближнее» открывается; границы двора, фасада, проезжей части чертятся не визуально, а ветром и снегом, которые диктуют, что будет слышно, а что растворится. запись ловит момент, когда город перенастроен из-за голоса погоды — и на этих нескольких минутах слышно, как пространство возникает из звука.
малая невка
наверное, эта запись из наиболее разочаровавших. переслушивая её, поняла, насколько загрязнён саундскейп петербурга в целом. вместо колебаний воды на первый план выходят звуки езды автомобилей по магистрали. я вовсе не хотела брать этот фрагмент и следующий (см. река смоленка), но мой анализ не был бы полным без освещения акватории невы. «море — ключевой звук всех морских цивилизаций», — пишет шефер; «это плодотворный звуковой архетип. все дороги ведут обратно к воде». мне нравится, как это считывается на уровне тела: на неве дальний план становится плотным и равномерным, а более громкие события (шины, свист, короткие рывки газа) прорывают ткань фона, как острые иглы. что примечательно: шум рек всё же «держит» пейзаж — это не мелодия, а широкополосный фон, тот самый keynote, который не столько звучит, сколько перенастраивает слышимость остального. даже когда неву перебивают шины, она продолжает держать сцену. неудача оказывается показательной: город со-производит реку, подмешивая к её фону собственный ритм.
река смоленка
после невы это смена баланса: магистральной плёнки меньше, вода «дышит» ближе к уху, и это сразу сдвигает ощущение — меньше дальнего равномерного гула, больше влажного низкого трепета у кромки. в паре эти записи подтверждают мысль шефера: «реки мира говорят на собственных языках» — и у каждого берега свой акцент. здесь ключевой водный фон не глушит, а даёт место сигналам: на записи слышны голоса, лай, кашель, тормозящую машину. так становится яснее, что белый шум реки влияет на звучание пейзажа не как событие, а как горизонт слышимости: на неве он плотнее, на смоленке — тоньше и ближе к телу, из-за чего всё остальное слышится мягче и точнее.
люк
почему-то то, что люки имеют свои звуки, да ещё и настолько звучные, стало для меня открытием. город оказывается двухэтажный. наверху мой тротуар, внизу — чужая, невидимая река. из глубины тянет равномерным гулом. этот подземный саундскейп оставляет только догадываться о том, что остаётся за кадром. я ловлю себя на том, что слушаю внимательнее, чем смотрю: стою на крышке и представляю чертёж, хотя передо мной — просто круг чугуна.
звук люка — хороший пример акустического окна в «закрытую» часть города. через него невидимое становится слышимым, и именно звук даёт почувствовать масштаб и глубину городской воды там, где взгляд ничего не различает.
слякоть
слякоть звучит шагами прохожих, их отряхиванием обуви от прицепившихся мокрых кусков, разбрызгиванием жидкости проезжающими курьерами. параллельно звучит капель. до чего же переменчив петербург — ещё минута — и капель обгонит шлепки. ближний план состоит из бархатных шлёпков подошв; дальше — тонкая нитка капели с карнизов, которая собирает сцепление этих звуков в общий ритм.
здесь очень ясно работает язык саундскейпа: слякоть — keynote, вязкая подложка, из которой вырастают сигналы — резкие брызги курьера, резонансные «цоки» каблука. у преда — место-как-процесс: «улица» складывается здесь и сейчас из повторяющихся шлепков, брызг и капели. а в оптике urban sound studies это ещё и смена режима слышимости: ближняя тактильность выходит на первый план — звук заставляет смотреть вниз, «под ноги», и жить в этой близкой дистанции.
слякоть — это ритм повседневности.
водосточная труба
водосточная труба успела замёрзнуть. и уже тает. под ней — маленькая выемка в асфальте, собственный сосуд, где собирается лужица. это не типичная капель: не рассыпчатая россыпь по всему двору, а точечная подача. звук получается собранный, почти интимный: глухое «пл» в воде, и так по кругу — точный метроном оттепели.
труба и её микролужа работают как soundmark — локальная звуковая метка двора. сама капель — сигнал, который держит внимание и задаёт такт. у преда — место-как-процесс: оно буквально собирается из повторяющихся падений капли в один и тот же сосуд; стоит пройти часу — и сцена станет другой. а со стороны urban sound studies это пример акустической открытости: закрытая внутренняя гидравлика крыши «проступает» наружу через трубу; мы слышим невидимый путь воды — от расплавленного края льда до этой маленькой чаши в асфальте.
маленький и точный фрагмент. здесь слышится не «город вообще», а конкретное место: труба со своим тембром, лужица со своим гулом, паузы ровно той длины, какой хватает оттаивающему краю.
лёд
ождение по хрустящему льду на асфальте — часть жизни петербуржца. это уже не стеклянный щелчок, а грубый, зернистый хруст. подошва ломает слои, и звук получается многосоставный: сверху — сухой надлом, снизу — тупой глухой треск, как будто под ногой крошатся камешки. местами лёд «пухлый», с пузырьками — там слышно скрип с песком, а на гладких ребристых участках — короткие, низкие «клац». это работа ногой — пробить, продавить, пройти.
keynote — приглушённый зимний город плюс ровный гул улицы; толстый лёд поверх него пишет ритм шага. а когда кромка у забора/бордюра даёт узнаваемый клац, это уже soundmark места — его собственная «буква». по преду — место-как-процесс: оно собирается по слоям, как этот лёд — вчерашняя талая вода, ночной мороз, утренний шаг — и звучит оно именно так, как сложилось сегодня.
︵‿︵‿︵заключение‿︵‿︵‿︵
исследование подтверждает исходную гипотезу: в переходный сезон именно водные микрозвуки становятся режиссёрами повседневности, незаметно перенастраивая темп, дистанцию, осторожность и интимность городской жизни сильнее, чем «большие» шумы. Семь собранных сцен — пурга первого снега, малая невка, смоленка, люк, слякоть, водосточная труба и наледь на асфальте — сложились в цельный портрет акустической водности петербурга.
по шеферу в них легко читается распределение ролей: снег и реки задают keynote (горизонт слышимости); шорох плёнки льда, хруст наледи, брызги слякоти и «скольжение» шин выступают сигналами «здесь-и-сейчас»; труба со своим тембром, звучание конкретного люка становятся soundmarks — локальными метками места. по замыслу лефевра это — производство пространства материалом и телом: ветер, вода, лёд и сток перекраивают траектории и ритмы. У преда — место как процесс: «улица» и «двор» возникают из повторяемых звуковых жестов (шлёп — капля — хруст — гул) и распадаются вместе с переменой погоды.
здорово и то, что «срыв ожиданий» стал материалом. невка, где транспорт «забивает» воду, показала степень загрязнения городского саундскейпа и одновременно — устойчивость водного фона, который всё равно держит сцену. поставленная следом смоленка сменила баланс и дала услышать язык малой воды. люк открыл акустическое окно в закрытую инфраструктуру; слякоть и наледь вернули внимание к телу — шагу, весу, трению; снег — к ветру, который делает осадки слышимыми и режиссирует сцену, а дорога — к риску и контролю.
методически сработало намеренное «приближение» и простая запись: слышимость осталась телесной и честной.
практический вывод прямой: работать со слышимостью на уровне малых решений — материалов покрытий и уклонов, организации стока, «тихих» карманов у воды — значит работать с опытом места. проживаемый петербург звучит у кромки, в трубе и под крышкой люка.
Шефер, Р. Мюррей. Звуковой ландшафт: наша звуковая среда и настройка мира (The Soundscape: Our Sonic Environment and the Tuning of the World). Ванкувер: Destiny Books, 1977/1994.
Lefebvre, Henri. The Production of Space. Oxford: Blackwell, 1991 (ориг. 1974). Рус. пер.: А. Лефевр. Производство пространства. М.: Strelka Press, 2015.
Pred, Allan. «Place as Historically Contingent Process: Structuration and the Time‐Geography of Becoming Places.» Annals of the Association of American Geographers 74, no. 2 (1984): 279–297.
Майорова, Е. и др. «Urban sound studies: новые горизонты городских исследований». В сб.: Звук в городе / урбан-саунд-стадиз. (электронная публикация; учебная статья/обзор).
Орлов-Давыдовский, Н.; Нестерова, А. «Вслушиваясь в прошлое: звуковая история в поисках своей терминологии». НЛО, № 148, 2017.
Саид, Эдвард. Ориентализм. М.: Ad Marginem, 2006 (ориг. 1978). (Использовано для рамки о конструировании образов, в работе — пунктирно).
Все фотографии выполнены автором исследования
