
Рубрикация
1. Концепция 2. Глаза 3. Кожа 4. Губы 5. Заключение 6. Источники
Концепция
В современной визуальной культуре, опосредованной цифровыми экранами и алгоритмическими лентами, происходит трансформация человеческого лица. В эпоху Web 3.0, социальных сетей и развивающихся метавселенных лицо перестает считываться как уникальный физиогномический портрет конкретной личности. Оно превращается в настраиваемый «интерфейс» — поверхность, подлежащую постоянной оптимизации, для эффективного взаимодействия с цифровой средой. Этот глобальный отказ от анатомического реализма в пользу графической стилизации заставляет нас обратиться к историческим истокам подобного визуального мышления — к искусству Древнего Египта.

Статуя Рахотепа, неизвестный автор, ок. 2575-2551 до н. э. // фото с показа
Выбор данной темы обусловлен необходимостью выявить генетическую и семиотическую связь между древнейшими практиками и новейшими цифровыми трендами. Египетский макияж никогда не функционировал как декоративное украшение; это была строгая система визуального кодирования, превращавшая смертного человека в вечный знак или иероглиф.

Джиджи Хадид, показ Chanel, 2016 г. // «Голова принцессы Амарны Кварцит», скульптор Тутмос, 18-я династия, Новое царство.
Актуальность исследования заключается в доказательстве того, что современные бьюти-практики (графические стрелки, хайлайтинг, контуринг) и цифровая ретушь (face-tuning) не являются инновациями. Напротив, они представляют собой бессознательную реставрацию архаического канона, где плоть заменяется маской. Исследование фокусируется на анатомической деконструкции макияжа в трех ключевых зонах (глаза, кожа, губы), чтобы продемонстрировать, как человечество, вновь возвращается к «иконописному», плоскостному восприятию лица.
Древнеегипетская расписная алебастровая голова из «Сокровищ Тутанхамона», Новое царство, XVIII династия. // Каст айдолов из «Кейпоп-охотницы на демонов» (KPop Demon Hunters) 2025 года
Теоретическая база исследования носит междисциплинарный характер, объединяя историю искусства, исследования визуальной культуры и философию медиа.
Визуальный ряд исследования формируется на основе принципа визуальных диптихов. Каждая визуальная единица представляет собой прямое сопоставление древнего артефакта и современного медиа-образа, объединенных общей геометрической или смысловой логикой. 1. Историческая подборка включает детальные снимки (макросъемку) элементов погребальных масок (Тутанхамон, Псусеннес I), полихромных скульптур, фресок Нового царства и фаюмских портретов. Критерием отбора служат выраженная графичность и каноничность изображения. 2. Современная подборка состоит из фотографий с подиумов haute couture (Pat McGrath, Dior, Rick Owens), скриншотов AR-фильтров и масок (Instagram, TikTok) и промо-материалов K-Pop индустрии,.
«Сидящий писец», неизвестный скульптор, 3 тысячелетие до н. э. // Белла Хадид, показ Miu Miu 2020
Ключевой вопрос исследования формулируется следующим образом: каким образом семантика и геометрия древнеегипетского макияжа в ключевых зонах (глаза, кожа, губы) трансформируются в современные визуальные коды, превращая лицо в стандартизированный цифровой объект?»
В гипотезе исследования я предполагаю, что макияж сегодня выполняет ту же функцию, что и ритуальная раскраска мумий или статуй: он переводит лицо из статуса биологического, стареющего объекта в статус «вечного» символа или аватара.
Глаза
Пектораль с изображением Глаза Гора (Уджат), XVIII династия (гробница Тутанхамона), ок. 1323 до н. э. // Фото Джордж Хольц «Анджелина Джоли», 1998.
В египетской традиции глаз конструировался как сложный иероглиф (Уджат), а не анатомический орган. Линия подводки служила архитектурной цели, формируя сакральный контур, оберегающий глаз. Современный графический макияж воспроизводит эту логику, превращая глаз в схему, перекраивающую пропорции лица.
Схема Глаза Гора с обозначением математических дробей // Фото разметки глаза для блефоропластики
В обоих случаях происходит отказ от природной формы. Египетский мастер собирал глаз из символов, современный хирург — из векторов натяжения. Лицо рассматривается как материал, который необходимо привести к идеальной формуле.
Погребальная маска Тутанхамона. Египетский музей, Каир, Египет // Даррен Крисс, Мет Гала 2019
На левой части диптиха представлена каноническая маска Тутанхамона. Здесь контур глаза не нарисован, а выстроен методом инкрустации лазуритом и обсидианом. Косметическая линия игнорирует естественный изгиб века, уходя к виску строго горизонтально, что превращает живой глаз в статичный, вечный символ. Справа — современная интерпретация этого кода в образе актера Даррена Крисса. Мы видим отказ от классической «мягкой» растушевки в пользу грубого, «блочного» нанесения пигмента, которое перечеркивает лицо, создавая эффект маски поверх кожи.
Черная подводка утрачивает декоративную функцию и становится вектором агрессии и статуса. Инфлюенсер, подобно фараону, присваивает себе свойства хищника для мгновенного считывания образа.
Промо-фото группы aespa к альбому «Savage», 2021.
Канопа с крышкой, около 1352–1336 гг. до н. э. // Фотография с показа Valentino Haute Couture Spring/Summer 2019
Использование «слезной метки» наделяет человека зоркостью хищника и придает взгляду остроту, характерную для цифровых аватаров.
Слева представлен скульптурный портрет из алебастра (крышка канопы), где глаз не вылеплен анатомически, а жестко очерчен черным пигментом, превращаясь в доминирующий графический символ. Справа — современная подиумная вариация этого кода (тренд Siren Eyes).
Мы видим, как визажист намеренно искажает природную форму глаза, вытягивая подводку во внутренний угол (медиальный кантус) острым клином. Живое лицо здесь подчиняется законам зооморфной геометрии, где острые углы и резкие линии служат сигналом опасности и высокого статуса, стирая грань между человеком и нарисованным персонажем.
Кожа
Главный признак смертности — текстура кожи. Египетское искусство решало проблему, заменяя кожу на золото символизируя плоть богов. Цифровая эстетика решает ту же задачу через хайлайтинг и блюр, стремясь превратить кожу в — идеальную поверхность, лишенную биологических примет времени.
«Погребальная маска фараона Псусеннеса I», XXI династия, ок. 1047–1001 до н. э. // Пэт Макграт, макияж для показа Maison Margiela Artisanal, весна-лето 2024.
Эффект «Glass Skin» — это современная алхимия и визуальное отрицание биологии. Кожа больше не дышит, она сияет, превращая человека в драгоценный объект.
Сопоставление золотой маски Псусеннеса I и современного подиумного макияжа (Pat McGrath) выявляет стремление к неорганической фактуре. Древнеегипетский мастер использовал полированное золото, чтобы заменить тленную плоть фараона на вечную, нетленную материю, отражающую божественный свет. Современный визажист достигает идентичного эффекта, используя гелевые текстуры и хайлайтеры
«Голова царицы (Нефертити)», ок. 1351—1334 до н. э. // пример фильтра в соц. сетях
Искусство упорядочивает хаос реальности. Древняя полировка и цифровой блюр выполняют одну функцию — создание «очищенной» от жизни, идеализированной версии лица.
«Эхнатон и Нефертити поклоняются Атону» (фрагмент рельефа из Амарны), XVIII династия, ок. 1353—1336 до н. э. // AB+DM, «Зендея», фотосессия для журнала InStyle, 2021.
Если в Египте сияние означало благословение Ра, то сегодня хайлайтер служит «ловцом света» для камеры, имитируя божественное свечение изнутри.
Губы
Рот — зона мимического хаоса. Чтобы сакрализировать лицо, его необходимо зафиксировать. Египетский канон использовал четкий контур для превращения губ в знак. Современный оверлайнинг и филлеры преследуют ту же цель: создание симметричной формы, доминирующей на лице как автономный логотип.
«Фаюмский портрет женщины» (энкаустика на дереве), Римский Египет, II век н. э. // Лили-Роуз Депп, макияж в стиле Graphic Liner, 2020-е.
Контур работает как рамка, отделяющая объект от фона. В цифровую эпоху это необходимо, чтобы губы становились визуальным центром композиции на экранах смартфонов, подобно тому, как ритуал «отверзания уст» требовал четкого обозначения рта.
«Фрагмент лица царицы» (желтая яшма), XVIII династия, ок. 1353—1336 до н. э. // Кайли Дженнер, студийный портрет, 2019.
Индивидуальность мимики заменяется стандартизированной маской спокойствия. «Статичный рот» — признак превращения лица в икону, предназначенную для созерцания, а не коммуникации.
Диптих сопоставляет фрагмент лица царицы, выточенный из твердейшей желтой яшмы, и современный медийный образ. Мы видим поразительное сходство в конструировании формы: и древний скульптор, и современный визажист (или косметолог) стремятся к гипер-симметрии.
На левом изображении «арка Купидона» (галочка верхней губы) вырезана с остротой лезвия, превращая рот в жесткую архитектурную деталь. На правом изображении матовая помада и контурный карандаш создают аналогичный эффект.
«Череп с золотым языком», греко-римский период (ок. 30 до н. э. — 641 н. э.) // A$AP Rocky, демонстрация золотых грилзов, 2018.
Золото сакрализирует речь и демонстрирует статус. Рот перестает быть плотью, становясь ювелирным изделием и капиталом владельца.
Слева — череп с амулетом «Золотой язык» (найденный в Тапосирис Магна), который вкладывали в рот умершего, чтобы он мог говорить с богами на суде Осириса. Справа — современная дентальная инкрустация (грилзы), популярная в хип-хоп культуре.
В обоих случаях происходит замена естественной, уязвимой костной ткани (зубов/языка) на вечный металл. Эта модификация визуально сообщает окружающим, что слова, произносимые этим ртом, имеют особый вес. Биологическая функция органа отходит на второй план — рот превращается в интерфейс власти, будь то власть мистическая (в загробном мире) или социальная (в мире медиа).
Заключение
Таким образом, в завершении визуального исследования можно утверждать, что семантика древнеегипетского канона становится необходимой методологической базой для понимания современной цифровой эстетики. Современный макияж и практики цифровой обработки лица (face-tuning) воплощают архаическую идею о лице не как о природной данности, а как о сконструированном интерфейсе — кодированном и стандартизированном феномене, который рождается в процессе отказа от биологического реализма в пользу символической геометрии.
«Бюст Нефертити», ок. 1351—1334 до н. э. // Miu Miu, Fall/Winter 2018-2019.
Исследование, через деконструкцию техник работы с глазами, кожей и губами, доказывает именно ту онтологическую трансформацию восприятия, которая в египетской традиции понималась как создание вечного двойника («Ка»). Мы установили, что современные визуальные коды не изобретаются заново, а реставрируют древнюю логику сакрализации
Сидни Суини (слева) и Алекса Деми (справа), образы из телесериала «Эйфория», 2019 г. // Голова Нефертема 18-я династия, Новое царство
Финальный вывод исследования гласит: современное лицо, пропущенное через фильтры и модифицированное макияжем, перестает быть портретом человека в классическом понимании. Оно становится интерфейсом — поверхностью для коммуникации с алгоритмами и социумом, очищенной от «шума» индивидуальности и смертности. Цифровая культура, замыкая исторический круг, возвращает нас к египетскому пониманию образа: красота — это не естественность, а соответствие жесткому канону, гарантирующему переход в «цифровую вечность».
Берлев, О. Д. Скульптура Древнего Египта в собрании ГМИИ им. А. С. Пушкина / О. Д. Берлев, С. И. Ходжаш. — М. : Восточная литература, 2004. — 504 с.
Матье, М. Э. Искусство Древнего Египта / М. Э. Матье. — СПб. : Журнал «Нева»; М. : Летний сад, 2001. — 800 с.
Элдридж, Л. Краски. История макияжа / Л. Элдридж; [пер. с англ. Е. Карповой]. — М. : Эксмо, 2016. — 240 с.
Beauty and Cosmetics in Ancient Egypt [Электронный ресурс] // Spoken Past. — URL: https://spokenpast.com/articles/beauty-and-cosmetics-in-ancient-egypt/ (дата обращения: 26.11.2025).
Shaw, I. Exploring Ancient Egypt / I. Shaw. — Oxford: Oxford University Press, 2003. — 288 p.
What Is Double-Winged Eyeliner And Why Should You Try It? [Электронный ресурс] // The List. — URL: https://www.thelist.com/821705/what-is-double-winged-eyeliner-and-why-should-you-try-it/ (дата обращения: 26.11.2025).
Wilkinson, R. H. Reading Egyptian Art: A Hieroglyphic Guide to Ancient Egyptian Painting and Sculpture / R. H. Wilkinson. — London: Thames and Hudson, 1992. — 224 p.