Мягкий протест: радикальная мягкая мебель как форма утопии
Гипотеза
Существует устойчивая взаимосвязь между визуальной мягкостью в дизайне мебели и идеями утопического, телесно-ориентированного и антисистемного мышления, где отказ от жёсткости становится метафорой отказа от социальных норм и структур. Так, в радикальном дизайне эстетика мягкости используется как способ выразить утопическое мышление — за счёт разрушения жёстких структур она способствует созданию новых моделей взаимодействия тела, пространства и мышления, становясь формой визуального протеста и мечтания об альтернативном будущем.
Klaus Uredat «Corbi Trio sofa», 1969
План визуального исследования:
(1) Концепция (2) От отрицания к мягкости (3) Тело и пространство (4) Мягкое как утопия (5) Дом как ландшафт (6) Современные реинкарнации (7) Заключение (8) Источники
Концепция
В современном дискурсе дизайна мебели мягкость традиционно ассоциируется с комфортом и приватностью, однако с конца 1960-х годов появляется направление, в котором мягкая мебель перестаёт быть просто функциональным объектом. Радикальные дизайнеры начинают использовать её как инструмент художественного и политического высказывания. Исследование «мягкого протеста» в дизайне мебели актуально, так как этот феномен позволяет по-новому взглянуть на границы между утопией, телесностью, пространством и критикой норм. Интерес к теме продиктован желанием узнать, как тактильность и визуальная «мягкость» становятся языком несогласия, способом художественного сопротивления и утопического воображения. Этот сдвиг можно рассмотреть с точки зрения визуального анализа: как именно форма и материал мебели могут транслировать идею сопротивления, создавать пространство игры и свободы, и как мягкость становится манифестом, а не просто свойством поверхности.
Материал для исследования отбирается на основе визуальной и концептуальной близости к теме: рассматриваются объекты, появившиеся в рамках радикального итальянского дизайна 1960–70-х годов (включая группы Archizoom, Superstudio, работы Гаэтано Пеше и других), а также более поздние интерпретации и современные практики. Главное условие — мебель должна демонстрировать отказ от традиционной формы и структуры в пользу мягкости, гибкости, органики, податливости. Форма становится «антиархитектурной», а пространство — не каркасом, а телесной средой. Особое внимание уделяется тому, как объекты взаимодействуют с телом и пространством, как нарушают привычную иерархию «стены–пол–предмет», как используют модульность, деформацию, неровность, чрезмерность и даже иронию.
Первый раздел будет посвящён отрицанию жёсткой структуры и эволюции мягкой мебели как критического жеста, где исторические примеры радикального дизайна рассматриваются как начало художественного сопротивления. Далее внимание переключается на тело и тактильность — мебель, провоцирующую полулёжащее, «антигероическое» существование, разрушающую вертикальность как норму. В следующем разделе рассматриваются утопические потенциалы мягкой среды — кресла-мешки, диваны-пейзажи, формы, которые не фиксируют тело, а как будто плывут вместе с ним. Четвёртый тематический блок посвящён пространству — как мебельная мягкость влияет на организацию жилья, превращая дом в ландшафт, остров, материнскую утробу. Завершается исследование современными интерпретациями — от Instagram-дизайна до новых тревожных форм, в которых мягкость становится почти терапевтической.
Для текстовой базы исследования отбираются источники, в которых анализируются социальные и философские аспекты дизайна, а также первичные материалы — высказывания самих дизайнеров, кураторские тексты, эссе о теле, пространстве и утопии. Используются статьи о радикальном дизайне (в частности, публикации Domus, Disegno, интервью с Пеше и Мендини), каталоги выставок, в том числе «SuperDesign» и «Radical: Italian Design 1965–1985», теоретические тексты Андреа Бранци, а также современные исследовательские материалы о теле и мягкой архитектуре.
Ключевой вопрос исследования можно сформулировать так: каким образом мягкая мебель функционирует как язык утопии и критики норм? Главное предположение заключается в том, что мягкость в дизайне — это не просто вопрос тактильности или комфорта, но визуальный и концептуальный приём, позволяющий высказываться о будущем, создавать альтернативные формы жизни и быта. В такой мебели исчезает жёсткость как норма, и возникает пространство для игры, свободы, телесности и сомнения. Мягкая форма — это не только о теле, но и о мышлении, и именно поэтому она может быть радикальной.
От отрицания к мягкости
«Safari» by Archizoom Associati, 1967
Форма Safari Sofa — гигантская, извивающаяся, змеевидная — прямо противопоставляется традиционному дивану с его прямыми линиями, жёстким каркасом и понятной функцией.
Модульность, отсутствие спинки и строго зафиксированной ориентации делают его «антимебелью» — он не предполагает сидения в традиционном смысле, а скорее приглашает к телесной эксплорации: лечь, повиснуть, взаимодействовать.
«Safari» by Archizoom Associati, 1968
Это не просто эстетический объект, а политический жест, пересматривающий назначение мебели. Safari Sofa лишена привычной утилитарности: её намеренно нестабильная форма превращает диван в игровую, почти игрушечную структуру. Она отказывается от идеи долговечности и функциональности, критикует потребительскую культуру, где мебель — символ статуса. Напротив, Safari Sofa — неудобная, непрактичная, вызывающая. Тем самым, автор предлагает утопическое пространство игры, телесной свободы и отказа от буржуазной рациональности.
«Superonda Sofa» by Archizoom Associati, 1967
Three-Seat 'ABCD' Sofa by Pierre Paulin for Artifort, 1968
Полен стремился к тому, чтобы человек не «садился» на мебель, а располагался в ней — расслабленно, спонтанно, свободно. Это создаёт пространство телесного раскрепощения, где комфорт важнее социально приемлемой позы. Такой подход отклоняется от мебели как «инструмента дисциплины» и приближается к утопии тела в покое.
Gaetano Pesce — кресло UP5/6, 1969
В момент появления кресло UP5 стало технологическим прорывом: поставлялось в вакуумной упаковке, и расправлялось до нужного объёма после открытия — зрелищно, необычно и метафорично (предмет «высвобождается», но остаётся прикованным — как тело и пуфик).
Пеше сам говорил, что кресло символизирует женщину, связанную условностями и предрассудками общества.
Gaetano Pesce, коллекция «Up», 2019
Gaetano Pesce, стулья «Dalila» из пенопласта, покрытые оболочкой из эпоксидной смолы, 1980
Gaetano Pesce, серия кресел «UP» из пластика, 1962
Каждое изделие из серии «Dalila» уникально, как отпечаток личности. Гаэтано Пеше создаёт все стулья вручную, намеренно отказываясь от симметрии, серийности и повторяемости. Таким образом, он критикует индустриальный подход к мебели, основанный на массовом производстве и стандартах. А также это попытка внести человеческий фактор в производство.
Их мягкость, неопределённость, игривость — это приглашение в мир альтернативного мышления, где мебель может быть эмоциональной и уникальной.
Тело и пространство
«Le Bambole» by Mario Bellini, 1972
Диваны и кресла из серии Le Bambole отказываются от привычного каркаса и вертикальности. Вместо чёткой конструкции — мягкая, обволакивающая форма, повторяющая силуэт тела.
The Le Bambole Seating Collection designed by Mario Bellini, 1972
Donna Jordan by Oliviero Toscani for B& B Italia c. 1972
Мебель Bellini не диктует, как именно нужно сидеть — она подстраивается под тело, а не наоборот. Это — жест отказа от рационалистской традиции, в которой мебель строго организует тело в пространстве, подчиняя его нормам «правильной посадки».
Кроме того, благодаря мягкости и округлым формам Le Bambole создаёт атмосферу домашности и безопасности, близкую к ощущениям тела в подушках, одеяле или даже в утробе. Таким образом, здесь мягкость — это не просто комфорт, а способ переосмыслить взаимодействие между телом и пространством через свободу, расслабление и отказ от официальности.
Michel Ducaroy, «Salina», 1970 and «Kandy», 1970 and «Adria», 1968
«Adria» by Michel Ducaroy for Ligne Roset, 1968
Joe Colombo «Tube Chair», 1969
Кресло состоит из четырёх отдельных трубчатых элементов, которые можно располагать в разном порядке, соединяя с помощью металлических зажимов. Это не просто мебель, а конструктор для тела, где человек сам выбирает, как он хочет расположиться.
Эргономика здесь подстраивается — Tube Chair может быть креслом, шезлонгом или даже подиумом, в зависимости от желания пользователя.
«Fireside chair», «Corner seat», «Lounge» designed by Michel Ducaroy in 1973
Snug Chair by Alvin Tjitrowirjo, 2019
Snug Chair — это не просто место для сидения, а своего рода телесный кокон, мягкая оболочка «пузырь», который буквально окутывает тело, создавая физическую и психологическую защиту. Мягкие формы и обволакивающая структура создают ощущение «игрушечности». Такой дизайн нацелен на ощущение уюта и безопасности, снимает напряжение, стресс и агрессию внешнего мира. В нем можно почувствовать покой и внутреннее равновесие.
Мягкое как утопия
Gufram, «Bocca Lips Sofa», 1960s
Pouf Boa de Sabine Marcelis x Hem, 2021
Тактильность Boa — ключевая черта. В его визуальной и материальной структуре заложен инфантильный тактильный код: он словно сделан для того, чтобы его обнимать, тереться об него, ощущать кожей. Такой контакт возвращает нас к предвербальному доверию — когда тело чувствует себя в безопасности без необходимости рационализировать.
Pouf Boa de Sabine Marcelis x Hem, 2021
Pouf Boa выглядит как огромный, мягкий, плюшевый браслет или свернувшаяся змея — абстрактный, но дружелюбный, почти мультипликационный объект.
Его фантазийная форма и мягкая, почти зефирная текстура — это утопический жест отказа от агрессивного, угловатого, делового. Такая мебель — это объект наивности, создающий новую эстетику уюта, детскости и чувственного взаимодействия.
«Osaka Coral Flexible Curve Sofa» by La Cividina, 1970
Gufram, «Pratone Forever Green Chaise Lounge», 2014 designed in 1971 by Ceretti, Derossi & Rosso
Pratone выглядит как гигантская зелёная лужайка из травинок, но сделанная из мягкого полиуретана. Его масштаб и форма радикально отказываются от идеи привычного кресла. Это мебель, которая ведёт себя как игрушка, как предмет из сна, а не из офиса. Несмотря на визуальную радикальность, Pratone создаёт уютное телесное пространство — между мягкими «лопатками травы» можно скрыться, расслабиться, упасть. Оно буквально обнимает тело, не формализуя позу.
Это утопия через форму смеха и телесного раскрепощения.
Дом как ландшафт
Ligne Roset, «Togo» в разных конфигурациях
Togo нарушает классическую геометрию мебели: здесь нет каркаса, ножек, строгой спинки. Это гибкая, волнообразная форма, которая вписывается в любое пространство не как объект, а как часть рельефа. Когда несколько элементов Togo стоят вместе, они напоминают луг, дюны, землю. Дом становится не местом с мебелью, а мягким ландшафтом, в который можно нырнуть, лечь, облокотиться в любом положении.
«Togo Large Settee without Arms» designed by Michel Ducaroy
Модульные элементы могут быть соединены в длинные линии, углы или разбросаны — превращаясь в мягкие островки. Они становятся точками притяжения: кто-то отдыхает, кто-то беседует, кто-то изолируется, но все — внутри общей мягкой экосистемы.
Pierre Paulin «Mushroom Chair», 1963
«Mushroom Chair» by Pierre Paulin from Artifort, 1963
Pierre Paulin «Mushroom Chair», 1963
Mushroom Chair — это цельная форма. Спинка и сиденье неразделимы, нет видимой конструкции, нет жёстких граней. Это как природный объект — гриб, морской коралл, камень, лепесток, выросший прямо из пола. Такой подход разрушает представление о мебели как о «вещи» — и превращает её в часть пространственного рельефа. Никакой геометрии, только плавность и изгибы.
«Tongue Lounge Chair» by Pierre Paulin, 1960s and «Vintage F577 Tongue Lounge Chair», 1980s
«Camaleonda» by Mario Bellini, 1970s
Camaleonda не просто диван, а система мягких модулей, которые можно передвигать, комбинировать, отделять и воссоединять. Это делает интерьер динамичным и подвижным, как природный ландшафт, который можно перекраивать под текущее настроение, функцию, количество людей.
Каждый модуль напоминает мягкую кочку, подушечный холмик, из которых складывается мягкая «почва». Вместо строгих линий — органичные очертания, пухлая текстура, низкая посадка, что буквально приближает тело к полу — к земле.
Современные реинкарнации
Mario Bellini «Le Bambole», 2022
@gustafwestman и тренд на curvy furniture
Работы шведского дизайнера Густава Вестмана — это ответ на эпоху тревожности через язык визуальной мягкости: скруглённые линии, отсутствие острых углов, объекты, напоминающие игрушки или сладости. Всё в его эстетике говорит:
«Ты в безопасности. Здесь можно выдохнуть.»
Столы, зеркала, комоды и кресла буквально «улыбаются формой». Пластиковые, резиновые, «зефирные» на вид материалы создают эффект визуального утешения.
«Eel Lounge Chair» by Hyfer Objects 2025
Misha Kahn, «Pig Of The Earth» 2020
«Pig of the Earth» — это не диван в привычном понимании, а мягкая скульптура, напоминающая одновременно живой организм, земляную кочку и фантастическое существо. Изогнутые, обволакивающие линии создают ощущение непрерывного движения, а отсутствие чётких углов и симметрии превращает предмет в визуальную метафору свободы.
«AMMONOID BETA», «AMMONOID EPSILON», «AMMONOID GAMMA», 2020
«PUPPA» By Blå Station, 2010
Благодаря своей форме и материалам, пуф PUPPA создаёт ощущение защищенности и уюта, превращая пространство дома в зону восстановления и расслабления. Его мягкость и тактильные качества придают объекту дружелюбный и уютный вид. А органическая форма, напоминающая камни, морских существ или мягкие природные образования, способствует созданию умиротворённой атмосферы в интерьере.
Заключение
В ходе исследования стало ясно, что радикальная мягкая мебель — это не просто утилитарный объект, а форма высказывания и способ проектирования утопической реальности. Дизайнеры второй половины XX века использовали мягкость как средство критики социального порядка, предлагая альтернативу жёсткой, нормативной мебели индустриального общества. Их объекты разрушали традиционные представления о форме, функции и взаимодействии тела с пространством.
Сегодня интерес к подобной мебели возвращается: в эпоху тревожности и нестабильности мягкие формы вновь актуализируются как выражение стремления к комфорту, гибкости и человечности среды. Таким образом, гипотеза о мягкости как форме утопии подтвердилась — мебель действительно может быть нести идею будущего, в котором дизайн становится языком заботы и сопротивления.
