INNER CHILD
В четырнадцать, когда другие осваивали школьные коридоры, я уже вела переговоры с агентствами, сама летала через океан и училась читать модельные контракты как увлекательные, но обязывающие романы. Моим телом говорила не девочка, а тщательно сконструированный образ — искусственно старше и серьезнее.
Спустя годы этот проект стал моим разрешением на эксперимент: что если довести подавленную детскость до гротеска, до кричащей, почти театральной невинности? Вместе с подругой-стилистом мы создали мир преувеличенной сладости: розовые тона, платья, утопающие в оборках, как свадебный торт, гигантские заячьи уши и огромные банты.
Парадоксальным образом гипербола наивности не скрыла, а обнажила мой опыт. Это столкновение — кричаще-розового фона и взрослого, чуть грустного спокойствия во взгляде, кукольного платья и выправки в осанке — и стало сердцем проекта. Оно не о потере детства, а о встрече двух правд: искусственно гипертрофированной «девочкости» и органичной зрелости, проросшей сквозь раннюю ответственность.
INNER CHILD — это визуальное примирение. Игра в преувеличенную наивность позволила не оплакивать ту девочку, а увидеть ее: не как жертву обстоятельств, а как сильную, повзрослевшую версию себя, заслуживающую уважения. А еще — подарила ироничное право примерить розовую корону, не стыдясь, а с легкой улыбкой, как ироничное «спасибо» себе-подростку за ту выученную стойкость.
