



Что может спасти человечество от распада — возможно, уборщица, которая сделает, чтобы было чисто. Но что и как она убирает, а может, убирают ее, или инсталляцию? Мы знаем только одно: уборщицу надо убрать — потому что Пригов говорит, что «такая потребность для нашей инсталляции». Убирать, убираться, очищать. Всё. Теперь ничего лишнего.

Режиссер: Ася Литвинова Композитор: Мария Аникеева Художник:Катерина Серьёзная Драматург: Ольга Иванникова Вокал: Евгения Фомина Хор: Людмила Данилова, Мария Гескина, Ксения Дягилева, Лида Синельник
Дмитрий Пригов «Для бедной уборщицы» Инсталляция
Перформанс вдохновлен художником и поэтом Дмитрием Приговым, одним из основоположников московского концептуализма. «Ничего лишнего» выстраивается в режиме реального времени вокруг уборщицы, исполняющей романсы на стихи известного концептуалиста. Хористы, которые создают инсталляцию, постепенно вплетаются в музыкальный материал певицы–уборщицы, дефрагментируя и поглощая его. Проект направлен на рассуждения об информационном и реальном мусоре, а также ставит вопрос, возможно ли сохранить свой голос в мире, где слишком много всего.

Меня зажег текст Дмитрия Пригова «Инсталляция», и хотелось сохранить его нерв, неистовство, энтропию, но не разыгрывать сам текст, а найти ему эквивалентное сценическое действие. В перформансе сохранена реалистичная ситуация построения инсталляции в режиме реального времени, но основное событие, убийство уборщицы ради построения инсталляции, решено метафорически, музыкальными средствами. Для этого мы с командой придумали противоборство романсов и шумовой музыки, произвели рекомпозицию текста для усиления контраста между чистотой и хаосом, а в инсталляцию (по возможности) действительно поместили «всё-всё-всё».
Действие начинается с того, что идет концерт пианистки по стихам Пригова, но вдруг уборщица прерывается с мытьем пола и начинает петь ироничные романсы на стихи Пригова. Пианистка подхватывает новые правила игры, уборщица проявляет свой голос. Только постепенно вокруг них двоих закручивается инсталляция силами монтировщиц, которые постепенно начинают не только пространственно, но и звуково поглощать уборщицу. Всё безжалостно захламляется, и голос уборщицы тонет среди шума и ярости. Финал — тишина, аналог чистоты. Только где теперь уборщица?


Дмитрий Пригов
Пригов Дмитрий Александрович Плачущий глаз (Для бедной уборщицы) 1991 Манекен, ткань из 2-х частей

В текстах Пригова уборщица, благородная и жертвенная, борется с нарастающей энтропией, и она должна умереть. Здесь автор в каком-то смысле продолжает литературную традицию маленького человека. И уборщица в советской действительности занимается сизифовым трудом молча, самоотверженно и бессмысленно.
В перформансе мы поместили ее в настоящее время, наполненное цифровым шумом и коробками с вайлдбериз, а также дали ей голос, но в низком жанре — романса. Она отвлеклась от труда — рассказать о своей миссии языком приговского сарказма, но энтропия поглотила ее визуально и аудиально — через захламление и заглушение. Дмитрий Саныч в перформансе же возведен в ранг «нашего всего», к этому прилагается почитательница и охранительница в лице пианистки и ведущей вечера романсов.
Энтропия преследовала нас на всех этапах, подбрасывая интересные решения из случайностей. Наверное, самой большой находкой стала бегущая строка со сбитым режимом выравнивания текста, через которую Дмитрий Саныч коммуницировал с другими героями. Ну и подвалы ГРАУНД Солянки, основного поставщика разных, порой неожиданных предметов, использованных нами в инсталляции, сделали свое дело.
Катерина Серьезная Эскизы постановки


Дмитрий Пригов
Уборщица Пригова узнается здесь иконографически — женская фигура в драпировке, скрывающей ее лицо.
По задумке, энтропия должна нарастать так, чтобы уборщица не успевала с ней справляться. Хаос и беспорядок здесь явлен через знакомые современному человеку предметы повседневного обихода — коробки с ПВЗ, дорожные конусы, банки, склянки, вместе с некоторыми предметами, перечисленными Приговым в тексте «Инсталляция»:
Так, пространство постепенно заполняется мусором и информационным шумом, вкупе с красным цветом, которого становится все больше и больше с каждой сценой. Нарастающий хаос выражается и через динамику, появляются движущиеся элементы, например, летящие сигнальные ленты на вентиляторах или старые телевизоры с белым шумом.

Тексты Пригова полны юмора, иронии и художественного описания повседневности. Стало любопытно, что будет, если соединить его тексты из этого «бытового» цикла и инсталляцию «Уборщицы». Если бы эта уборщица ожила и оказалась бы в наших современных реалиях, как бы она себя вела? Что делала? Как выглядела? Как существовала?
Так и появился образ современной, борющейся с постоянно нарастающей энтропией уборщицей. Она использует голос и пение не только как способ отвлечься от внешнего мира и присоединиться к чему-то приятному и мелодичному, как романсы, но и способ быть услышанной и увиденной, оказаться на сцене и словами Пригова заявить о своей доле людям. Так наша уборщица оказывается на сцене среди постоянно разрастающейся и старающейся её поглотить энтропии. Кто победит — уборщица или беспорядок? Тут — как посмотреть и что считать победой.
Так бытовое, саркастическое, трагическое и лирическое сочетается друг с другом в образе уборщицы, современности, классического «русского романса» и абсолютного хаоса.
Текст — как отдельный персонаж — тоже в какой-то момент выходит из-под контроля, и бегущая строка начинает жить собственной жизнью, присоединяясь к общему помешательству, бунтуя и захватывая и пространство и внимание зрителя.
Такой вот текст написал Дмитрий Саныч, а мы его только смонтировали и подсветили.
Романс 1. «Энтропия»

Я с домашней борюсь энтропией Как источник энергьи божественной Незаметные силы слепые Побеждаю в борьбе неторжественной Незаметные силы слепые Побеждаю в борьбе неторжественной
В день посуду помою я трижды
Пол помою-протру повсеместно
Мира смысл и структуру я зиждю
На пустом вот казалось бы месте
Мира смысл и структуру я зиждю На пустом вот казалось бы месте
Вот.
Пока уборщица исполняет, пианистка может выкрикивать слова, например, после каждой строчки (беспорядок, хаос, кавардак, бардак, путаница, вавилон, дурдом, содом, сумбур, базар, шабаш, тарарам, беспутица) последнее слово «энтропия» (а может и не выкрикивать)
УБОРЩИЦА Что ни делается — все к лучшему
Выносят буквы
Романс 2. «Тараканий Бог»

Вот на кухню выхожу Вот те сразу тараканы
А что нам эта грязь — нищтяк! Подумаешь — испачкал ножки
К одному я подхожу
Здравствуй — говорю — дружище
А что нам эта грязь — нищтяк! Подумаешь — испачкал ножки
Узнаешь, мол? — Узнаю
Помнишь ли — я говорю
А что нам эта грязь — нищтяк! Подумаешь — испачкал ножки
Как тебя чуть не сгубила?
Помню помню — говорит
Что за счастье жить с такими
ПИАНИСТКА -Не противно ли самой? УБОРЩИЦА -Конечно, противно А что поделаешь Вот.
Выносят палеты из-под яиц
Романс 3. «Грязная ностальгия»

Вымою посуду Зимним вечерком Еще лучше ночью Когда спят кругом
Мою, вспоминаю:
С этим вот я ел
С этим выпивал
С этим вот сидел
А теперь где? — нету
Померли они
Вечер посидели
Вечерок один
За то вот на том белом свете
Мы сядем за белым столом
Как малые чистые дети Они же с разинутым ртом
Резко меняется мотив. УБОРЩИЦА поёт уже не меланхолично, а яростно.
Только вымоешь посуду Глядь — уж новая лежит Уж какая тут свобода Тут до старости б дожить Правда, можно и не мыть Да вот тут приходят разные Говорят: посуда грязная — Где уж тут свободе быть
Вот.
ПИАНИСТКА Терпите! терпите! еще немножко — и все будет в порядке! Дмитрий Алексаныч
Выносят банки и коробки озона
Романс 4. «Büstenhalter»

Я всю жизнь свою провела в мытье посуды И в сложении возвышенных стихов Я в чистое окно взглянула
Ой, ты мое тело Что ж ты так вспотело
И стало душно — не вздохнуть
Я быстро лифчик расстегнула
И белый свет как зверь на грудь
Ой, ты мое тело Что ж ты так вспотело
Он бросился и не вздохнуть
Стало
Пуще прежнего
Ой, ты мое тело Вот так ты вспотело
Вот.
ПИАНИСТКА Лучше синицу в руки, чем журавля в небе.
Выносят Киси Миси, стремянку и конусы

В основе музыкального решения лежит задача передать и усилить гротескную, саркастическую природу текстов Д. А. Пригова. Музыкальная драматургия зеркально отражает его поэтический метод: движение от кажущейся простоты и жанровой узнаваемости к иррациональному, трансцендентному слому.
Основной музыкальный материал и его развитие — романс как форма и ее деконструкция. Ключевым жанром для вокальной партии солистки (Уборщица, исп. Евгения Фомина) был избран романс. Однако каждый романс трактуется в определенном поджанре: лирический, блатной, бардовский, джазовый и т. д. Это создает первое напряжение: иногда музыка и текст существуют в контрапункте (например, лирический романс на абсурдный текст), а иногда жанровая форма постепенно разлагается и деформируется, следуя за развитием сюжета. По мере приближения к центральному событию — убийству уборщицы — музыкальная ткань становится все более напряженной и алогичной. Параллельно с вокальной партией солистки вводится партия хора, которая выполняет функцию звуковой среды — «странных, мешающих шумов». Хор использует сонорные приемы (шепот, выкрики, звукоподражание), то вторя солистке, то агрессивно врываясь в ее партию и буквально деконструируя ее.
Двойная кульминация и слом правил:
Первая кульминация: В момент убийства уборщицы заявленные музыкальные правила кардинально меняются. Вместо хаоса и шумов вступает хор с академически чистым, стройным пением. При этом текст, который он исполняет, остается хулиганским и провокационным, продолжая логику несоответствия формы и содержания.
Главная кульминация: Сразу после этого наступает вторая, смысловая кульминация — жесткий и плотный пласт электронного нойза. Это абсолютно иное музыкальное пространство, в котором не остается ни голоса убитой героини, ни голосов хора. Этот нойз намеренно поддерживается на одной высокой громкости и в статичном состоянии, создавая сильное психофизическое воздействие на зрителя и требуя от него выдержки. Это ключевое композиционное решение, доводящее смысловое и эмоциональное напряжение до предела.
Спектакль завершается резким обрывом нойза и наступлением полной, оглушительной, физически ощутимой тишины, которая становится финальным и самым сильным звуковым событием.
Романс 5. «Женская доля»

О, мальчик мой, я так тебя любила Ты спал, а я неслышная входила И молча над тобой стояла Прозрачною водою одеяло
И это есть быть может, кстати Та красота, что через год Иль через два, но в результате Всю землю красотой спасет
Но плачет бедная стиральная машина Всем своим женским скрытым существом Стою над ней, чтоб подвиг совершила Поскольку мне его не совершить
Мой глупенький Я же родила тебя Для счастья
ПИАНИСТКА Ваша заботливость и внимание окупается, в конечном итоге! Дмитрий Алексаныч
Выносят топор, строку и затягивают всё лентой
СТРОКА (пока её выносят) Дмитрий Саныч всё отмыл и квартиру освежил, Дмитрий Саныч!
Романс 6. «Экзистенциальный»

Веник сломан, не фурычит Нечем пол мне подметать А уж как, едрена мать Как бывало подметала Как бывало подметала
В ведре помойном что-то там гниет А что гниет? — мои ж объедки За ради чтоб я человеком был О, милые мои! О, детки! О, милые мои! О, детки!
Там, бывало, подмету —
Все светло кругом, я ныне
Сломано все, не фурычит
Жить не хочется
Жить не хочется
Вот.
СТРОКА Дмитрий Алексаныч: Не жизнь порождает радость, но радость порождает жизнь!
УБОРЩИЦУ и ПИАНИСТКУ закрывают
Романс 7. «Не гнётся!»

Было время такое Что шея была у нее молодая А теперь она просто сама молодая А шею оставим в покое И прочее тоже оставим в покое Просто может быть шея такая А прочее — все молодое Да и сама молодая Да деревянная не гнется Моя изящная нога Сволочь, ска, блдь — не гнется! не гнется! не гнется! не гнется!
Вот.
СТРОКА Дмитрий Алексаныч: Это я отметил путь ваш! Дмитрий Алексаныч: Какая кругом переменчивость стремительная! Дмитрий Алексаныч: Как прекрасно! Как же все-таки все прекрасно! Дмитрий Алексаныч: Скажем друг другу: я люблю тебя!
Дмитрий Алексаныч печатает… Дмитрий Алексаныч печатает… Дмитрий Алексаныч печатает… Дмитрий Алексаныч был (а) недавно
пустая
Чистота глаз и предмет созерцаний для себя образует чистый!