
Традиционно в исследованиях ужасов центральное место занимала граница. Ужасы начинются по ту сторону черты: за ней живут собакоголовые люди, пересечение границы социальных норм влечёт за собой воздаяние, может от маньяка, может от зомби. Вооружившись этим знанием исследовать хорроры легко и приятно. Нужно только понять, какую черту переступили персонажи, какое правило нарушили, почему заграница оказалась именно такой, и чем привлекательно заветное пространство внутри черты.
Фильм «Орудия» тоже построен вокруг границ, но смотрит на мир он не изнутри наружу, а снаружи внутрь. И ему необходимо пробраться в эту нутрь. И при этом не является монстром, который хочет разрушить идиллию.

Однажды ночью 17 школьников исчезают. Одновременно встают с кроватей, выходят из домов и бегут, перепрыгивая заборы субурбии. На следующее утро на уроки приходит только один ученик, тихоня Алекс, над которым издевались одноклассники. Руководительница этого класса, Джастин Гэнди, которую все обвиняют в исчезновении детей, пытается установить с мальчиком контакт — в конце концов, из всего класса остались только они. Параллельно Арчер Граф, отец одного из пропавших детей, начинает расследовать исчезновение. Виновницей побега школьников оказывается тётя Алекса Глэдис, ведьма, заколдовавшая детей чтобы выкачать из них жизненную силу, без которой она умрёт.
В российской кинокритике в основном пишут что «Орудия» — это фильм о школьных шутингах. Что закономерно: главный герой это тихий мальчик, жертва издевательств одноклассников, которые однажды ночью просто исчезают, сразу все и без следа. Метафора достаточно прямолинейная. Чтобы никто не сомневался, Арчер во сне видит как над домом, в который забежал его заколдованный сын, повис автомат, популярное оружие среди массовых убийц. Также тётя Алекса снится каждому из центральных персонажей новелл, из которых состоит фильм, с одним исключением: сон Джастин приходит не сама ведьма, а Алекс с узнаваемым макияжем тёти. Это можно проинтерпретировать как указание на тождественность Алекса и Глэдис. Ярость мальчика отделяется от него и становится ведьмой, чтобы ему не приходилось нести ответственность за свои тёмные чувства и расправу над одноклассниками.
Есть ещё одно явление, вдохновившее это фильм, но не упоминавшееся в российских статьях — это сатанинская паника. Это явление настолько важное в социальной истории Штатов и фильм пропитан им настолько сильно, что во время просмотра я думала только о нём, а о шутингах вспомнила только после титров.
Сатанинская паника это моральная паника, охватившая Штаты в 80-90-х. Практически всех учителей и воспитателей детских садов подозревали в насилии над детьми, совершенном во имя Сатаны. Выдумывались самые поразительные преступления, которыми можно было бы впечатлить и Маркиза де Сада. Разумеется, никаких доказательств сатанинского ритуального абьюза не существует. Но годы и годы, проведенные под непрекращающийся поток историй об опасных чужаках, готовых при любом удобном случае украсть ребёнка и тут же принести его в жертву на ближайшем алтаре Принца тьмы, оставили отпечаток на отношениях семей и окружающего мира. Граница между ними стала гораздо менее проницаемой.
Действие фильма «Орудия» происходит в мире, где следы сатанинской паники глубоки. Директор школы отстаивает неприкосновенность границ между учителем с одной стороны и учеником и его родителями с другой, даже когда это может показаться абсурдным (например, он упрекает учительницу в том, что она приобняла плачущего мальчика). Возможно, такой стиль взаимодействия с учениками, эта подчеркнутая дистанцированность, сформировался у директора как раз из-за сатанинской паники: вероятно, что начинал он свою карьеру в школе как раз в то время, когда она захватила страну. Его крайняя осторожность направлена в том числе на то, чтобы обезопасить сотрудников школы, не дать никому ни малейшего повода заподозрить их в непристойности. Эта предусмотрительность, к сожалению, оказывается оправдана, потому что родители тут же, без каких-либо доказательств, обвинили в исчезновении детей учительницу и назвали её ведьмой. Для директора это не стало неожиданностью. Защитить учительницу, к сожалению, это всё равно не смогло.
В фильме мы сталкиваемся с одним важным отличием от сатанинской паники. В восьмидесятых и девяностых ведьм искали в школах, а в «Орудиях» мы сталкиваемся с ней в доме Алекса. Несмотря на то, что в фильме ведьма действительно существует, эта инверсия делает фильм более реалистичным. Настоящую опасность для детей чаще всего представляют родственники, а не чужаки, и настоящий ужас происходит не в школе, а в частном доме с заклеенными окнами.
Кошмар не мог не происходить в настолько изолированном сообществе, каким является семья в частном доме американской субурбии. Права родителей это очень болезненная тема в Штатах. Под этими правами как правило подразумевается полный контроль над ребёнком: в школе не должны обсуждать темы, которые кажутся родителям вредными, например, рабство или расизм. В идеале родитель должен иметь возможность беспрепятственно забрать ребёнка на домашнее обучение и не платить налоги в пользу местной школы. Изолированная семья, частный дом с заклееными газетами окнами, как у Алекса, — это идеал. И именно в таком идеальном доме детям находиться опаснее всего. Если в таком доме с ребёнком обращаются плохо, он не сможет дать сигнал, и ни у кого не будет возможности оказать помощь. Обсессия, эгоизм и пренебрежение границами оказываются необходимыми для спасения школьников. Без них герои не смогли бы понять, куда убежали дети, и не смогли бы проникнуть в дом, заражённый ведьмой.
При этом речь не идёт о том, что нарушать границы в любом случае хорошо. В фильме персонажи пренебрегли множеством рамок, которые стоило бы уважать. Например, учительница переспала с женатым мужчиной. Этот же мужчина, полицейский, избил задержанного и угрожал ему. Сам задержанный попал в дом Алекса, где нашёл пропавших детей, чтобы обокрасть семью. Директор не хотел впускать тётю Алекса в свой дом ради сохранения дистанции между собой и семьями учеников, но его супруг позволил ей пересечь их порог из гостеприимства, и в итоге оба погибли. Арчер в поисках своего сына готов игнорировать все ограничения, но я подозреваю, что в своём доме он расставил их не мало. Об этом не говорится напрямую, но Арчер, возможно, раньше был офицером. По крайней мере, изображат его так, как в американских фильмах часто изображают бывших военных: он строг и прямолинеен и ожидает, что перед ним будут отчитываться. Автомат, нависший над его домом во сне, может быть не оружием школьного массового убийцы, а символом власти Арчера в семье, которая могла быть тиранической.
Фильм не становится манифестом пористости и стирания границ и не призывает к жизни в коммунах, не знающих личного пространства. Скорее он аккуратно прочерчивает все демаркационные линии, которыми пересечена территория американских пригородов, и внимательно следит за тем, как герои с ними обходятся, когда они соблюдают правила, а когда их нарушают, и к чему приводят их решения. Неоднозначность отношения автора к границам и их нарушению отражается в позе, которую принимают бегущие дети — они становястя похожи на дроны, для которых пересечение границ особенно легко.
Весь этот клубок противоречивых чувств и символов, страхов и боли, выливается в поток заколдованных детей, бегущих за ведьмой через пригород, наблюдение за которым вызывает радость, испуг, дискомфорт, тревогу и злорадство. С каким всё-таки удовольствием нам показывают эту лавину, сносящую заборы, окна и семьи!