Автобиографическая документальная анимация как терапия для художника
Tortured artist (далее: замученный или травмированный художник) — стереотип и троп, чаще всего обозначающий человека, страдающего как в жизни, так и в искусстве. Некоторые считают, что каждый автор, чтобы стать великим, должен сначала получить какую-либо травму, столкнуться с ужасающими трудностями, получить опыт, который негативно отразится на его ментальном здоровье. То есть, если человек не является замученным художником, его работы не могут стать достаточно эмоциональными, не могут проникнуть в душу зрителя и оставить там след. По мнению таких людей, искусство должно быть надрывным, выражать глубокую травму, а проработка этой травмы и лечение человека могут «занизить» ценность его будущих работ.
С одной стороны, правда может показаться, что для создания глубоко личных и эмоциональных работ, которые могут повлиять на зрителя, художнику нужен негативный опыт, на котором он будет основывать эти работы. Даже сами авторы иногда соглашаются с необходимостью соответствовать тропу травмированного художника и отказываются принимать помощь: тяжелые, грустные или страшные истории чаще остаются в памяти, верно? Так зачем от них отказываться — вдруг после лечения автору будет не о чем говорить? Или его слова и работы не будут иметь такой же вес и ценность?
А процесс проработки травмы и лечения никак не останавливает рост художника, напротив — провоцирует его, увеличивает продуктивность автора. Так, Devrupa Rakshit в статье для The Swaddle под названием «Why the Exhausting Endurance of the ‘Tortured Artist’ Syndrome Must End» задается вопросом: «Травма ли стала толчком для развития искусства или ее лечение?». Авторка, несомненно, находит ответ — для нее художник достигает своего пика, не находясь в самых глубоких пропастях отчаяния, а наоборот — выбираясь из них.
Однако в последние годы такая точка зрения сталкивается с негативной ответной реакцией — многие говорят о вреде тропа травмированного художника. Действительно, часто непроработанная травма, трудности в жизни, ментальные проблемы приводят не к созданию великих эмоциональных произведений искусства, а к выгоранию.
В данном визуальном исследовании я хочу рассмотреть эту сторону тропа травмированного художника — проработку своей травмы через искусство, в частности — через анимацию. Для анализа мной была выбрана документальная авторская анимация, ведь именно в этом жанре часто появляются глубоко личные, терапевтические истории художников, выполненные в разных техниках и затрагивающие разные темы: от отношений в семье до психических заболеваний, от разговоров о смерти до рассуждений о своем творчестве. Я прослежу, как каждый автор подходит к изображению своего опыта, какие приемы они используют, какое настроение имеют их фильмы.
Семья, родители и отношения с ними
Семейные отношения — популярная тема в авторских фильмах. Художники часто обращаются к сюжетам, связанным с конфликтом родителей и детей, братьев и сестер, создают как трогательные и милые истории, так и тяжелые, страшные. Документальная анимация позволяет авторам взглянуть на собственные отношения с членами семьи через призму искусства, одновременно и отдаляя их от неприятных воспоминаний, и даря возможность сблизиться с ними, проработать и принять.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation
Так, в фильме «The Moon and the Son: An Imagined Conversation» (далее: «Луна и сын») Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн изображают диалог сына и отца, происходящий уже после смерти второго. Несмотря на то что героев озвучивают другие люди (сына — Джон Туртурро, отца — Илай Уоллак), они являются отражениями самого автора, Джона Кейнмейкера, и его отца. За хронометраж фильма Кейнмейкер выражает свои сложные чувства, которые испытывает по отношению к отцу: злость и обиду, непонимание, но и сожаление о приятных моментах с ним, которые были потеряны среди множества неприятных и травмирующих. «Луна и сын» становится для Кейнмейкера шансом представить последний разговор с отцом, высказать все, что не успел сделать при жизни, и отпустить его, о чем свидетельствует финал фильма.
Рассмотрим визуальное решение фильма и его сюжет подробнее.
Сюжет «Луны и сына» разыгрывается одновременно текстово и визуально: диалог и сопровождающий его визуальный ряд становятся партнерами, каждый из которых играет свою роль в создании образа фильма. Так, без озвучки Туртурро и Уоллака визуальная составляющая не цепляло бы так же сильно, а с другой стороны — без иногда наивной и детской, иногда — до мурашек эмоциональной и страшной анимации диалог, разыгрывающийся на фоне, не казался бы таким личным. В данном исследовании я буду более подробно рассматривать именно анимацию, но посчитала нужным выделить и значимость диалога в этом фильме, чтобы потом провести параллель с фильмами, которые буду разбирать далее.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Итак, визуальную составляющую «Луны и сына» можно разделить на две части: рисованная анимация и документальные вставки в форме фотографий и видео. Анимация Кейнмейкера разнообразна и меняется, в зависимости от того, что рассказывают участники диалога. Так, ранние воспоминания автора сопровождаются цветными карандашными рисунками, иногда даже схожими по стилю с 2D анимацией студии Disney. Они создают атмосферу детской наивности, которая противопоставляется тяжелому тексту: дети прячутся под столом от ярости своего отца, слушают телефонный разговор о сгоревшем отеле, наблюдают, как отца забирает полиция.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Иногда Кейнмейкер обращается к абстрактной анимации, его персонажи становятся разноцветными фигурами. В частности, он использует этот прием, объясняя отцу, почему их семья дисфункциональна: кричащий мужчина становится тонкой острой линией красного цвета, в то время как защищающая детей мать предстает мягкой овальной формой.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Во время рассказа отца о его прошлом автор часто использует более плотные материалы: краски, тушь, заполняет фон более реалистично, заливает большие пятна черным цветом. Такие моменты контрастируют с более легкой анимацией детских или комичных эпизодов, подчеркивая тяжесть происходящего.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Должно быть, самым ярким (как визуально, так и эмоционально) моментом фильма стала кульминация конфликта между отцом и сыном за семейным ужином. Сначала Кейнмейкер использует коллажную эстетику, быстро переключаясь между вырезками разных блюд, схемами животных и картинами. Графичные и даже кровавые рисунки сменяются красочными (кажется, нарисованными гуашью) красно-синими кадрами, вызывающими тревогу в совокупности с музыкой на фоне. А затем Кейнмейкер возвращает в повествование своего маленького, наивного персонажа-ребенка, тонущего в оскорблениях отца.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Этот эмоциональный срыв и приводит к принятию. Автор понимает, что не может жить под гнетом отца и страдать от его злости. В финальном, нежно нарисованном эпизоде он стирает отца из фильма и из своей жизни, закончив историю так же, как начал: «Мне приснилось, что ты превратился в человека на луне». Кажется, для Джона Кейнмейкера фильм действительно стал заменой важного разговора с отцом, в котором он смог выразить все свои эмоции, высказать обиды и поделиться своей болью, чтобы потом двигаться дальше.
The Moon and the Son: An Imagined Conversation — Джон Кейнмейкер и Пегги Стерн (2005, США)
Западный вопрос, восточный ответ
Второй фильм в разделе «West question east answer» (далее: «Западный вопрос, восточный ответ») тоже основан на записанном диалоге, в этот раз — между бабушкой и внучкой. Даль Пак — кореянка, родившаяся и выросшая в Германии. Ее бабушка — женщина, которая провела всю жизнь в Корее, из-за чего между ними происходит разрыв, появляются проблемы коммуникации. Авторка и ее бабушка не только относятся к разным поколениям, но и имеют разные культурные фоны, Даль Пак не была погружена в культуру Кореи так, как хотелось бы ее бабушке. Эти проблемы коммуникации и выражает в фильме художница, используя его как способ найти точку соприкосновения со своей бабушкой, находя через него общий язык с ней.
West Question East Answer — Даль Пак (2018, Великобритания)
Диалоговая составляющая «Западного вопроса, восточного ответ», как и в «Луне и сыне» работает на раскрытие общей темы фильма. В первую очередь, через нее до зрителя доносится суть разрыва между бабушкой и внучкой. Этот разрыв читается как в том, что они говорят на разных языках (бабушка — на корейском, внучка — на немецком), так и в их словах. Внучку, саму Даль Пак, больше интересует личная история ее семьи, в то время как бабушку волнует общая история Кореи и возможность рассказать ее внучке. Такое непонимание и проблемы коммуникации раскрываются не только через текст, но и визуально.
Композиционно бабушка и внучка расположены противоположно друг другу — их буквально разделяет стол. При динамичных поворотах камеры Даль Пак лишь увеличивает разрыв, искажая перспективу. Они всегда оказываются на разных уровнях: так, в одном моменте фильма героини сидят на постоянно поднимающихся и опускающихся стульях, которые никогда не находятся на одной высоте. Даль Пак, или ее героиня, отдаляется настолько, что выходит за пределы дома бабушки.
West Question East Answer — Даль Пак (2018, Великобритания)
В простом на первый взгляд визуальном решении фильма легко считываются элементы корейской культуры, которые замечает авторка во время своей поездки. Через образы соседей, приносящих еду, и через саму еду, она все же сближается с культурой бабушки, от которой сама отдалилась, живя в Германии.
West Question East Answer — Даль Пак (2018, Великобритания)
Наконец, линии бабушки и внучки сходятся в финале фильма. «Западный вопрос, восточный ответ» заканчивается, когда героини оказываются на одном уровне — они обе садятся на пол и выражают готовность разговаривать и слушать друг друга. Бабушка Даль Пак поет песню на немецком, тем самым начиная сужать разрыв между ними. Сама авторка говорит в интервью, что ее бабушка была тронута фильмом и оставила себе несколько кадров. Кажется, терапевтический эффект анимации распространяется не только на ее авторов.
Оба фильма в разделе буквально становятся диалогами авторов с членами их семьи, используются как шанс либо проработать уже сказанное и посмотреть на него в другом свете через анимацию, либо высказать скрытые до этого чувства и отпустить их. Джон Кейнмейкер и Даль Пак совсем по-разному подходят к раскрытию своих историй, как визуально, так и сюжетно, несмотря на схожесть структуры и важность разговора в их работах, каждая из которых становится терапевтической по-своему.
Диагноз и проработка его
Здоровье художника, как физическое, так и ментальное, всегда будет оказывать влияние на его жизнь, а значит — и на его работу. В этом разделе я рассмотрю два фильма, каждый из которых обращается к диагнозу авторок, рассказывая через анимацию совсем разные истории их болезней.
Egg
«Egg» (далее: «Яйцо») — фильм Мартины Скарпелли, в основу которого легли 500 слов, написанные авторкой для задания «поворотный момент в жизни». «Яйцо» — личная для Мартины Скарпелли история ее борьбы с анорексией, представленная через один момент, когда ей нужно было съесть яйцо.
В данном фильме, как и в разобранных выше, присутствует закадровый текст, в этот раз в форме монолога. Короткие, иногда повторяющиеся фразы поддерживают фильм как ритмично, так и эмоционально. Из-за отсутствия музыки в первой половине «Яйца», слова имеют огромный вес и значение, ведь только они нарушают тишину в «кубе».
Egg — Мартина Скарпелли (2018, Италия)
Визуально «Яйцо» — чистый, лаконичный фильм, нарисованный тонкими черными линиями на идеально белом фоне. «Идеальность» визуала фильма становится крайне важной для его авторки, ведь, как Мартина Скарпелли говорит сама: «Анорексия — о достижении идеальной формы». Действительно, «Яйцо» — вычищенный до идеала фильм, в котором ни одна линия не кажется лишней, он оставляет в зрителе чувство стерильности и дискомфорта, при этом не теряя тактильности и эмоциональности.
Egg — Мартина Скарпелли (2018, Италия)
«Идеал» выражается и в композиции фильма — героиня оказывается заперта в кубе. Какая фигура более идеальна? Ровные стороны, углы, тонкие линии окружают ее и кадрируют фильм, то сужаясь и вызывая у зрителя ощущение клаустрофобии, то расширяясь и давая как героине, так и зрителю возможность дышать. По той же причине Мартиной Скарпелли был выбран квадратный формат кадра для «Яйца».
Egg — Мартина Скарпелли (2018, Италия)
Во второй половине фильма, когда героиня съедает яйцо, настроение меняется кардинально. Вводится тяжелая музыка, сюрреалистические изображения пальцев, языков и груди, находящиеся на границе эротичного и ужасающего. Но даже в них прослеживается ритмичность, движения точные и плавные — вновь идеальные.
Egg — Мартина Скарпелли (2018, Италия)
В финале героиня Мартины Скарпелли буквально заглядывает в куб со своим воспоминанием, отмечая важность этого момента — ее первого рецидива. Несмотря на тяжелый тон всего фильма, «Яйцо» — не фильм о каком-то проигрыше болезни или о провале. Мартина Скарпелли создает сложный личный фильм, в центре которого находится оптимизм и понимание того, что рецидив — часть процесса, которая научила ее прощать себя.
Egg — Мартина Скарпелли (2018, Италия)
Сама авторка говорит: «Вы часто видите болезнь, а не человека. Это классика, потому что анорексия страшна „для других“». Поэтому в своем фильме она не теряется в болезни, «Яйцо» фокусируется на героине, а не на анорексии. Помимо этого, Мартина Скарпелли не ограничивает себя жанром документального кино и реализмом — ее фильм наполнен символизмом, при этом не придумывая ничего, что не происходило с ней в жизни.
Хорошая, плохая, злая
«Хорошая, плохая, злая» — короткометражный анимационный фильм, созданный Соней Горей в рамках мастерской документальной анимации фестиваля «Рудник». Фильм представляет собой рассказ авторки о биполярном аффективном расстройстве (БАР), основанный на ее собственном опыте с заболеванием. В интервью для журнала «Сеанс» Соня Горя сама говорит, что фильм стал неким разговором со зрителем и что «было бы классно сделать мультфильм, чтобы можно было кидаться им в людей, у которых возникают вопросы» о биполярном расстройстве.
В «Хорошей, плохой, злой» активно используется закадровый голос. В вышеупомянутом интервью авторка объясняет, что записывала разговор с подругой, который потом использовала в фильме, из-за чего повествование кажется живым, эмоциональным и вводит зрителя в диалог с рассказчицей на более личном уровне, чем если бы озвучка была записана в одиночестве в студии. Помимо этого, Соня Горя обрабатывает голос, когда это необходимо — например, в эпизоде фильма о мании голос дублируется и появляется эхо, передавая хаотичность мыслей авторки в таком состоянии.
Хорошая, плохая, злая — Соня Горя (2021, Россия)
В основном в фильме фигурирует стоп-моушн анимация с использованием пластилиновых или бумажных кукол, коллажей и реальных предметов (например, во фрагменте с рукой и таблетками). Помимо этого, появляются рисованные вставки с карикатурными персонажами ярких цветов. Несмотря на то что анимация может показаться простой (и действительно, ее нельзя назвать классической), она работает на создание общей картины фильма, эмоционально влияет на зрителя, а также становится глотком свежего воздуха и для самой авторки.
Хорошая, плохая, злая — Соня Горя (2021, Россия)
Хорошая, плохая, злая — Соня Горя (2021, Россия)
Соня Горя заканчивает объяснение на позитивной ноте, сравнив болезнь с рюкзаком в обаятельном фрагменте фильма, в котором совмещает рисованные элементы и стоп-моушн с использованием своих фотографий. Эта яркая история — действительно свежий взгляд на психические заболевания в целом и БАР в частности, и финал, полный надежды и намерения идти дальше со своим «рюкзаком» отлично подходит ей.
Хорошая, плохая, злая — Соня Горя (2021, Россия)
«Яйцо» и «Хорошая, плохая, злая» — личные истории авторок об их опыте с болезнями, противоположные и по исполнению, и по настроению. Они становятся чем-то терапевтическим совсем по-разному: в то время как «Яйцо» позволяет авторке рассмотреть конкретный момент своей жизни в абстрактной, сюрреалистичной форме, «Хорошая, плохая, злая» является скорее способом поделиться важной для себя темой с другими людьми в форме документальной анимации.
Художник и смерть
В тот или иной момент жизни любой человек сталкивается со смертью: будь то смерть родственника, друга, питомца или даже незнакомца — это все равно оставляет свой след. Художники часто обращаются к теме смерти, и аниматоры — не исключение. В данном разделе представлены два фильма, описывающие опыт авторов со смертью близких людей и служащие как памятники этим людям.
Prey
Выше я разобрала фильм Даль Пак «West Question East Answer». Теперь мне бы хотелось обратиться к ее более ранней работе, фильме, сделанном авторкой на первом курсе — «Prey» (далее: «Добыча»). Короткий фильм рассказывает историю девушки, которая пытается справиться с болезнью матери и принять ее приближающуюся смерть. «Добыча» посвящена матери Даль Пак и является документальным фильмом об опыте авторки.
Визуально фильм куда более мрачный, чем «West Question East Answer», сделанный без использования цветов. Мать героини изображается с помощью легких текстурных сепийных штрихов или пятен, в то время как сама девушка выделяется и становится ярким черным пятном на фоне всего фильма. Из-за этого она заземляется, становится реальной, плотной, в то время как ее мать — наоборот, кажется воздушной, даже полупрозрачной.
Prey — Даль Пак (2017, Великобритания)
Болезнь и смерть предстают в фильме в образе темного льва, лежащего рядом с матерью героини и тихо проходящего за ней. Авторка использует метафоричное изображение смерти, тем самым создавая трогательную, эмоциональную, печальную историю без какой-либо графичности, с уважением и любовью рассказывая о своей матери через линзу своего восприятия. Фильм становится как памятником для нее, так и способом справиться с потерей и вспомнить мать для самой Даль Пак.
Prey — Даль Пак (2017, Великобритания)
Me and my magnet and my dead friend
Второй фильм в разделе — «Me and the magnet and my dead friend» (далее: «Я и магнит, и мой мертвый друг»). Лю Маонин в своем красочном, визуально завораживающем фильме рассказывает историю из детства, наполненную трогательными наивными моментами, несмотря на ее трагичный финал. Автор рассматривает смерть через призму детского восприятия, благодаря чему «Я и магнит, и мой мертвый друг» становится интересным взглядом на эту тему, кардинально отличающимся и от рассмотренной выше «Добычи».
Автор погружает зрителя в жизнь места, в котором вырос, через яркие живописные фоны, рассказы о прошлом и реальные фотографии своей семьи. Все это он комментирует в монологе, звучащем на протяжении фильма. Озвучка подходит к общему тону работы: «Я и магнит, и мой мертвый друг» — спокойный по темпу фильм, что подчеркивается и в медленно, не слишком эмоционально звучащем тексте. В совокупности с визуалом он создает атмосферу ленивого знойного дня, в котором жизнь течет плавно, неспешно.
Me and my magnet and my dead friend — Лю Маонин (2018, Китай)
Однако, после дождя и смерти друга озвучка начинает восприниматься по-другому. Она будто звучит более печально, наполняется ностальгией по счастливому детству, при этом не давя на жалость, а с любовью вспоминая и друга, и это время.
Визуально фильм наполнен деталями, напоминающими режиссеру о его детстве, и символами, элементами детского воображения, такими как, например, слон с хоботом-подсолнечником. Персонажи живут в этом мире, напоминающем картины живописцев, и завлекают зрителя в него. Движения героев кажутся реальными, будто автор действительно вспомнил, как именно перебирал палочки, сидел в машине или рассматривал насекомых с другом.
Me and my magnet and my dead friend — Лю Маонин (2018, Китай)
Переломный момент смерти друга автора подчеркивается визуалом, в частности — кадром, на котором ребенок находится рядом с огромным раздувшимся телом товарища. Статичный кадр, на фоне которого только тихо стрекочут насекомые, вызывает эмоциональную реакцию и дает понять, что на этом моменте детство героя закончилось.
Me and my magnet and my dead friend — Лю Маонин (2018, Китай)
Но после тяжелого эпизода Лю Маонин заканчивает на моменте, полном надежды. Герой возвращается на свалку и видит собранную из мусора ракету — его друг мечтал полететь в космос. Прикрепив к ракете магнит, который он носил за собой, притягивая монетки и другие вещи, мальчик отпускает ее. Ракета взлетает в космос и уносит с собой все, что автору нужно было отпустить из своего детства.
Me and my magnet and my dead friend — Лю Маонин (2018, Китай)
Я специально выбрала противоположные по настроению фильмы для этого раздела. Смерть влияет на людей по-своему, в зависимости от самого человека и обстоятельств, при которых он столкнулся с ней. Поэтому, конечно, «Добыча» и «Я и магнит, и мой лучший друг» — такие разные, но по-своему важные для авторов фильмы, объединенные темой смерти и стремлением вспомнить умершего человека и принять свои чувства.
Творец и творчество
Наконец, мне бы хотелось рассмотреть один фильм, связанный с популярной среди художников темой — их собственным творчеством. Несмотря на то что творчество часто приносит положительные эмоции в жизнь творца, отношения с ним могут быть тяжелыми и не всегда здоровыми. Выгорание, разочарование в своих работах, оценка себя как личности лишь на основе искусства, которое ты создаешь, — все это знакомо каждому, кто достаточно долго занимается тем или иным творческим делом. Поэтому не сюрпризом будет то, что и эту тему художники прорабатывают в анимационных фильмах.
Conversations With a Whale
«Conversations With a Whale» (далее: «Разговоры с китом») — фильм Анны Само (Анны Бергманн), основанный на ее разочаровании после множества отказов в принятии ее фильма на фестивали. Первый фильм режиссерки после выпуска не оправдал ее ожиданий, которые оказались высокими после успеха студенческих фильмов. В какой-то момент Анна Само начала собирать отказы в папку, которую потом использовала в «Разговорах с китом». Этот визуально интересный фильм стал одновременно и личной историей авторки, и, по ее словам, «любовным письмом» всем художникам, которые сталкивались с похожими чувствами.
«Разговоры с китом», в отличие от предыдущих фильмов, отходит чуть дальше от конкретной личности авторки, рассказывая историю абстрактного персонажа — темной фигуры в короне и плаще. Эта фигура может считываться и как автопортрет Анны Само, и как обобщенный образ художников в целом. Герой отправляет свою работу, изображенную как анимацию кита, бумажным самолетиком на фестивали, но получает только отказы. Это, конечно, отсылает на произошедшее с авторкой фильма.
Conversations With a Whale — Анна Само (2020, Германия)
Имитируя процесс работы над анимационным фильмом, Анна Само делает фильм в технике стоп-моушн и рисованной анимации, оставляя в кадре ошметки ластика и не до конца стертые кадры. Герой будто двигается по поверхности стола, на котором авторка снимает фильмы. Это добавляет ему живости, вводит в контекст, близкий другим зрителям-аниматорам, которые когда-либо работали над стоп-моушн анимацией.
Фиговое дерево, растущее на почве отказов, которые получает герой, также отсылает к авторке. В интервью для «Zippy Frames» Анна Само объясняет, что похожее дерево росло у дома ее семьи в Испании. «Если ты фиговое дерево, твоя работа — создавать фиги, если ты художник, твоя работа — создавать искусство» — так авторка подумала однажды, смотря на него, и именно эту мысль она внесла в фильм. Даже если никто не смотрит и не признает ваши работы — это не причина не создавать их.
Conversations With a Whale — Анна Само (2020, Германия)
История персонажа заполняет середину фильма, в то время как его начало и финал, сделанные в стоп-моушн технике, запечетляют руки авторки, когда та работает над анимацией. В первом фрагменте «Разговоров с китом» она анимирует самого кита, а в его невероятно красивом живописном финале — анимации появляются на ее руках и играют яркими красками. Для этого фильма становится очень важным увидеть закулисье работы над анимацией, посмотреть на руки художника, который ее создает. Анна Само играет на знакомом всем аниматорам контрасте монотонной, иногда скучной работы с магическим оживлением персонажа на бумаге.
Conversations With a Whale — Анна Само (2020, Германия)
«Разговоры с китом» — терапевтическая работа как для авторки, которая смогла перебороть выгорание и разочарование, связанное с постоянными отказами, так и для других художников, которые сталкивались с подобным и смогли посмотреть этот фильм. Думаю, на этом фильме идеально закончить мое визуальное исследование, он действительно становится терапией для художника, и даже не для одного.
Заключение
Автобиографическая анимация — жанр, позволяющий авторам рассказывать личные истории, которые могут не только повлиять на зрителей, которые их смотрят, но и помочь самим режиссерам проработать собственные чувства и травмы. Фильмы, которые снимаются в данном жанре, настолько зависят от опыта авторов и их мыслей, что две работы на одну тему бывают совершенно разными, с разным настроением, техникой, сюжетом, взглядом на эту тему.
Троп травмированного художника вреден для авторов, потому что некоторые из них начинают считать, что, после того как они справятся со своей травмой, их работы станут менее интересными, эмоциональными. Однако анимация может стать способом поделиться своими трудностями, рассказать о них людям и либо сделать необходимый толчок к изменению к лучшему, либо проработать произошедшее в другой форме, взглянув на него через процесс создания фильма.
Список источников
