Поверхности памяти
Проект погружает зрителя в сновидную природу воспоминаний, сотканную из детских ассоциаций с благополучным, уютным пространством бабушкиного дома. Здесь собранны давно забытые и вытесненные образы, возвращение которых в полном смысле невозможно, но вибрирующая поверхность памяти заставляет вглядываться в эти картинки, искать в них что-то знакомое. Этот момент узнавания позволяет нам разделить зыбкий, сновидческий опыт с другими людьми — блуждая по пространству чужого сна мы можем зацепиться взглядом за знакомую с детства занавеску, чайник или поверхность ковра, из которых в воображении развернутся личные воспоминая каждого. Все это — обсессивная попытка буквально построить заново что-то, что осело в памяти абсолютно безопасным и уютным, посмотреть на эти обрывки воспоминаний под другим углом и увидеть, как идиллические кружева трансформируются в подавляющую и угрожающую конструкцию.
Чувствуя лишь выбитую из-под ног опору, мы ищем себя в прошлом, никогда не зная, что же именно там можно найти. Мы погружаемся в знакомые нам с детства миры, не всегда замечая, что их изъеденная временем поверхность готова поглотить и нас самих. Мы все видим сон, наш общий, никогда не прекращающийся сон, наш ностальгический сон о прошлом, обернувшийся для нас бесконечным блужданием по старому дому.
Говоря о работе памяти, Фрейд использует метафору руин — почти разрушившихся обрывков воспоминаний, всматривание в которые пробуждает в нас одновременно и тоску, и нежность. Природа этих образов подвергает их непрерывной трансформации, у них нет четких очертаний и границ. Руины — временной парадокс. Они одновременно и портал в прошлое, и свидетельства его распада. Руины не дают нам забыть о течении времени, смотря на них мы видим еще и призраки будущего, знак того, что все подвержено распаду.
виртуальное пространство
Слипшееся в единую поверхность пространство здесь — собирательный образ ушедшей семейной памяти, непрерывно трансформирующейся, текучей и ускользающей.
Моя собственная история и история моей семьи пережила множество попыток трансформации. Часто они происходили под влиянием власти и контекста жизни страны, иногда подлинные воспоминания подменялись фантазиями по личным причинам. В канве повествования исчезали и ниоткуда появлялись люди, без следа проходили целые десятилетия, и только дом, дом был всегда.
Объекты — как будто вылупившиеся из сна не четкие отпечатки взгляда, брошенного на поверхность памяти.
Виртуальное пространство не подразумевает присутствия реального тела. Материя в мире трехмерных образов обладает бесконечной пластичностью и запасом прочности, совсем как созданный коллективный миф о прошлом. В отличии от неё, травма индивидуальной памяти телесна и прорывается через материальное — прорванную поверхность ткани, принявшую очертания знакомых предметов, запечатленных в памяти плоскими, фотографическими картинками.
