DOWNTOWN
[1] Концепция
Прежде всего звук — это колебания среды, воспринимаемые слухом. Однако в городском пространстве он становится гораздо больше, чем просто физическим явлением: звук превращается в связующее звено между материальным и символическим, формируя особый язык, по которому можно «прочитать» ритм, структуру и настроение места. Город звучит всегда многослойно: шум проспектов и непрерывный поток машин, стук строительных работ, полицейские сирены, шелест ветра между высотками, обрывки разговоров прохожих, шаги в подземных переходах, уличная музыка или звуки, вырывающиеся из открытых окон кафе. Все эти элементы существуют отдельно, но вместе создают уникальный акустический портрет, который меняется в зависимости от времени суток, сезона и даже социального состояния города.
Звуковая культура — это система норм, привычек и значений, определяющих то, как общество производит, распределяет и интерпретирует звуки. В неё входят звуковые ритуалы: бой курантов, звон колоколов, фирменные сигналы транспорта, объявления в метро или на вокзалах. Сюда же относятся и аудиальные табу — например, запрет на шум ночью или негласное правило говорить тише в культурных пространствах. «Звуковой поворот» в гуманитарных науках конца XX — начала XXI века стал одной из ключевых интеллектуальных перемен: он отверг идею абсолютного визуального доминирования и перенёс внимание исследователей к акустической экологии, изучению взаимосвязи между звуком, средой и человеческим опытом. На этой основе возникла этнография слуха — направление, исследующее, как разные сообщества слышат, классифицируют и наделяют звуки смыслом. Звуковые карты (sound maps), появившиеся как инструмент фиксации городской акустики, позволили увидеть звуки как структурированное пространство и превратили их в полноценный объект исследования.
История культуры помогает понять, как менялись городские звуки. Несколько веков назад пение птиц воспринималось как повседневный фон, перемешанный с криками торговцев, стуком телег и звоном кузниц. Сегодня тот же звук стал символом редкой гармонии в перенасыщенной шумом среде, где человек большую часть времени проводит среди машин, бетонных стен и технического гула. Конфликты звуковых режимов видны и сейчас: громкие городские активности, массовые мероприятия и транспорт противостоят стремлению горожан сохранять зоны тишины. Технологии также изменили представление о «естественном» звуке. Изобретение фонографа, микрофона, а затем цифровой записи позволило переносить звуки в новые контексты, слушать природные шумы дома или в наушниках и тем самым разрывать их связь с конкретным местом. Звук стал мобильным культурным объектом, влияющим на то, как мы воспринимаем город, природу и самих себя.
Цель моего исследования — зафиксировать текущее состояние городского звукового ландшафта и проследить его развитие.
Прежде всего звук — это колебания среды, которые воспринимаются слухом. Однако в городском контексте звук всегда больше, чем просто физическое явление: он становится медиатором между материальным и символическим, обретает культурно-смысловые оттенки.
Городской звук — это целая симфония акустических событий: шум проспектов, строительство жилья, полицейские сирены, ветер, разговоры прохожих, выступления уличных музыкантов. Все эти слои складываются в уникальный звуковой портрет города.
Не менее важна и звуковая культура — система норм, практик и значений, связанных с производством, восприятием и интерпретацией звуков в конкретном обществе. Она включает звуковые ритуалы — например, колокольный звон, характерные сигналы транспорта, объявления в метро.
К звуковой культуре относятся и аудиальные табу — например, запрет на шум ночью. Концепция «звукового поворота», набравшая силу в 1990–2000-е годы, стала настоящей интеллектуальной революцией. Она отвергла идею визуального доминирования в культуре и переключила внимание исследователей на акустическую экологию — изучение взаимосвязи звуков и окружающей среды.
Появилась и этнография слуха — направление, исследующее, как разные сообщества воспринимают и структурируют звуковой мир. Звуковые карты (sound maps) позволили визуализировать аудиальный ландшафт, превратив его в объект научного анализа и культурного осмысления.
Важную роль играет и история культуры, поскольку она помогает проследить, как менялись городские звуки на протяжении веков. Например, ещё пару столетий назад пение птиц в городе могло восприниматься как обычный фоновый шум.
В XXI веке тот же звук превратился в редкий символ гармонии и внутреннего спокойствия, столь необходимого человеку, который большую часть времени проводит в бетонном пространстве мегаполиса.
Мы видим и конфликты звуковых режимов: в индустриальную эпоху шум фабрик противостоял тишине парков и общественных садов.
Технологии также существенно изменили наше восприятие «естественного» звука. Фонограф, микрофон и позднее цифровые устройства позволили записывать, сохранять и воспроизводить природные шумы, перемещая их в новые контексты и тем самым меняя их смысл.
[2] Городские звуки сегодня
В условиях постоянного акустического загрязнения природные звуки обретают особую ценность. Они становятся редким ресурсом, способным вызвать глубокий эмоциональный отклик — своеобразным островком природы посреди бетонного моря. Исследования в области экоакустики показывают, что такие звуки выполняют терапевтическую функцию, помогая снижать уровень стресса и восстанавливать внутреннее равновесие.
Для исследования звука традиционно выделяют три основных подхода. Первый — акустический мониторинг, включающий замеры уровня шума и спектральный анализ, которые позволяют объективно оценивать характеристики звуковой среды.
Второй — этнография слуха, основанная на интервью с горожанами и наблюдениях за тем, какие звуки они замечают, как их интерпретируют и какие эмоции эти звуки вызывают.
Третий — звуковое картографирование — создание интерактивных карт, на которых отмечаются «звуковые достопримечательности»: например, точка в центре города, где можно услышать соловья или редкий природный звук, необычный для мегаполиса.
Помимо этих подходов постоянно появляются новые методологии. Среди них — аудиозаписи с натуры, звуковые перформансы, VR-симуляции и другие инструменты, позволяющие моделировать альтернативные звуковые ландшафты и исследовать новые способы восприятия городской среды.
Природные звуки в городе неизбежно трансформируются. Они искажаются из-за эха, отражений от зданий и постоянного фонового шума. Иногда они даже адаптируются: исследования в Европе показывают, что городские птицы изменяют частоту пения, чтобы их было лучше слышно на фоне автомобильного и индустриального гула.
В некоторых случаях природные звуки воспроизводятся искусственно. Записи лесного шума или пения птиц, используемые в торговых центрах, офисах или зонах отдыха, создают иллюзию «комфортной среды» и компенсируют нехватку настоящей природы в городской среде.
Показательным примером является Токио, где звуки цикад стали частью городского саундтрека, хотя их естественная среда обитания практически исчезла. Этот феномен демонстрирует, как природные звуки могут становиться гибридными, существуя на стыке биологического и техногенного.
[3] История городских звуков
Историческая эволюция городского звукового ландшафта проходит через несколько отчётливых этапов:
Доиндустриальная эпоха характеризуется преобладанием «живых» звуков: шагов и разговоров людей, стука колёс повозок, криков торговцев, звона церковных колоколов. Акустическая среда отличалась относительной прозрачностью, а ключевые звуковые ориентиры — колокольный звон, бой часов — выполняли функцию регуляторов ритма городской жизни.
XIX век ознаменовался резким ростом индустриальных шумов: грохотом фабрик, свистом паровозов, стуком молотов, шумом строительных работ. Город становится значительно громче, природные звуки постепенно вытесняются, а техногенные шумы формируют новый акустический облик мегаполисов. В этот период появляются первые уличные громкоговорители и мегафоны с рекламными выкриками. Одновременно происходит постепенная замена шума конных экипажей гулом первых автомобилей.
XX век характеризуется дальнейшим усилением звукового фона из-за массового распространения автотранспорта, радио, телевидения и звукоусилительной техники. Город превращается в пространство с высокой плотностью акустических сигналов, где техногенные шумы доминируют, а тишина становится дефицитным ресурсом. Одновременно развиваются технологии звукоизоляции и звукозаписи, позволяющие фиксировать и сохранять городские звуки: архивы уличных шумов и музыкальные композиции на основе городских ритмов становятся полноценным объектом изучения.
XXI век связан с переосмыслением городского звука. Наблюдается рост интереса к акустической экологии и предпринимаются попытки сбалансировать техногенный и природный компоненты звукового ландшафта. Городские звуки становятся объектом художественного осмысления в рамках саунд-арта, урбанистических инсталляций и музыкальных проектов.
«Звуковой поворот» в урбанистике можно считать настоящей научной революцией: он переосмыслил роль звука, отказавшись от его трактовки как второстепенного элемента городской среды. Появились новые методы исследования — полевые записи, звуковые карты, моделирование — и новые дисциплины: городская акустика, звуковая антропология, экоакустика.
Городской звук представляет собой сложный конструкт, включающий техногенные шумы (транспорт, стройка), антропогенные звуки (речь, музыка), природные элементы (дождь, птицы) и цифровые сигналы (гаджеты, оповещения). Исследования показывают, что звуковой ландшафт — гибридная среда, где различные пласты взаимодействуют, создавая уникальный «голос» города. Восприятие звуков социально и культурно детерминировано: для одних шум — источник энергии, для других — стресс. Это приводит к отказу от бинарной модели «шум vs тишина» в пользу системного взгляда на звуковое пространство.
Влияние «звукового поворота» заметно и в искусстве. Композитор Макс Рихтер сочетает урбанистические шумы с классической музыкой, Кристина Кубиш создаёт инсталляции на основе электромагнитных полей, а в саунд-арте трансформируют уличные звуки в новые формы восприятия.
Особую роль играют «звуковые прогулки», где участники с наушниками переосмысливают акустику маршрутов, выявляя ритмы транспорта или эхо в архитектуре. Таким образом городские звуки становятся инструментом глубокого осмысления урбанизма и взаимодействия человека с городским пространством.
[4] Заключение и выводы
Городские звуки — активный элемент культуры, влияющий на эмоции и формирующий «звуковой портрет» места. «Звуковой поворот» позволил рассматривать город как полифоническое пространство, где звуки взаимодействуют, отражая динамику жизни. История звукового ландшафта демонстрирует эволюцию отношения к городу — от восприятия его как «живого организма» к индустриальному шуму и современному стремлению к балансу.
Современные практики показывают потенциал городских звуков для создания гармоничных акустических сред. Они позволяют лучше понимать атмосферу города и формировать комфортные условия для жителей.
Практическая значимость исследований состоит в возможности разрабатывать звуковые карты, организовывать мультимедийные выставки, проектировать «тихие зоны», а также интегрировать акустику в процессы городского планирования.
В перспективе такие исследования могут быть направлены на изучение влияния застройки на звуковое окружение, разработку технологий шумоподавления, сравнительный анализ восприятия городских шумов в разных культурах и изучение роли цифровых технологий в трансформации звукового ландшафта.
Таким образом, город — не только зримое, но и слышимое пространство, где в гуле и тишине реализуется настоящая урбанистическая симфония. Вопрос заключается лишь в готовности общества её услышать.
Бёрк П. Что такое культурная история? М.: Прогресс, 2003.
Майорова К.С. Urban Sound Studies: новые горизонты городских исследований. М.: Издательство Московского университета, 2019.
Нестерова Е. И. Вслушиваясь в прошлое: звуковая история. В поисках своей терминологии. М.: Наука, 2015.
English L. The Listener’s Listening [Doctor of Philosophy thesis]. Queensland University of Technology, Faculty of Creative Industries, 2017.
Schafer R. The Soundscape: Our Sonic Environment and the Tuning of the World. Chicago: The University of Chicago Press, 1970; перевод с англ. И. Нале. Москва: Прогресс, 1977.
Все изображения сделаны на камеру автора.
