КТО МЫ, ОТКУДА, КУДА МЫ ИДЁМ?
Это исследование рассматривает новейшее российское современное искусство с позиции саморефлексии во время социальных потрясений. Как художники транслируют свои чувства? К какому периоду они обращаются для нахождения смыслов и образов, которые чётче всего проиллюстрируют настоящее?
Существование сопряжено с циклом социальных потрясений. На каждое поколение выпадает ряд событий, разрушающих привычную картину мира. За катастрофой следует перестройка общества, создание новых коалиций и локальных объединений, стремящихся не повторить травматичный опыт и обезопасить будущее общества. В погоне за глобальными улучшениями и созданием этичного коллектива — часто забывается сам человек. Разрушительные воздействия окружающего мира оказывают влияние не только на социум, но и на отдельные души. Человек не должен забывать о себе. Стремления к глобальному «исцелению» мира не осуществляется без саморефлексии каждого отдельного индивида. Как не забывать о себе и своих чувствах в культуре, где всегда есть тот, кому хуже? Художники, используя реальность как медиум, помогают примириться с изменениями, прожить эмоции и начать путь осмысления через саморефлексию.
Мы помним эпохи (даже наше собственное «вчера») через бессубъектую боль.
Это заметно по российскому обществу. В нашей стране отсутствуют эффективные механизмы общественного объединения, и это разделяет нас и мешает пониманию проблем на любом уровне: как на личном, так и на общественном. Вследствие чего люди утрачивают желание участвовать в социальной и политической жизни общества: игнорирование выборов, аполитичность, загрязнение придомовой территории и подъездов и другие последствия переложение ответственности на других. И неминуемо возникает хроническое недовольство сложившейся действительностью.
Стресс от изменения уклада жизни вызывает неприятные эмоции. Как и в случае других защитно-приспособительных реакций организма, вызванных внешними или внутренними факторами, люди в период потрясений пытаются найти методы эмоциональной адаптации к новой ситуации. Меланхолия, а также её составляющая — саморефлексия — одни из них.
[Рис. 1] Аудиоспектакль «52 Гц» (2023)
Термин «меланхолия» был предложен греческим врачом Гиппократом в IV до н. э., который он описывал через психологические и физические симптомы, такие как постоянные страхи и уныние, плохой аппетит, абулию, бессонницу, раздражительность и ажитацию. Следуя гуморальной теории о четырёх основных жидкостях человеческого организма, при их дисбалансе — избавлялись от избыточного гумона, а через специально подобранное питание и психологические меры, восполняли недостающий. Первое крупное описание этого состояния привёл в объемном трактате «Анатомия меланхолии» Роберт Бёртон (1621). Этот труд Возрождения стал бестселлером и общепринятым справочником по меланхолии. Приводя множество примеров из медицинской практики, Бёртон описывает симптомы следующим образом:
Меланхолики раздражительны, капризны и недовольны собой. Они нерешительны, непредсказуемы и погружены в себя. Их тревога, ревность и подозрительность всегда очевидны, что затрудняет их утешение. Они быстро меняют свои предпочтения и находят всё вокруг раздражающим (Бёртон, 1621).
Меланхолия долго оставалась высоким чувством, пороком творцов и гениев, преимущественно мужского пола, находящихся на грани света и тьмы, где грусть — стиль жизни, демонстрация критического отношения к обществу. Постепенно меланхолия вслед за обществом демократизировать, она стала появляться постфактум, как следствие пережитого опыта, а позже стала присуща всем слоям общества. В XX веке это состояние растворилось в множестве медицинских диагнозов.
[Рис. 2-4] Лана Морозова «Без названия» (2023)
Вслед за психологами и философами можно наблюдать переложение коллективного опыта на личные переживания. Боль, о которой пишет Елена Петровская в статье «Боль повседневности» (2016), характеризуется взаимосвязью коллектива и индивида. Психологические переживания отдельного человека согласовываются с культурно-исторической средой, что означает разделение этих чувств обществом целиком.
«Более того, эту среду следует понимать не как некое пассивное обрамление индивидуальной травмы, а как то, что формирует новую — коллективную в своей основе — чувственность» (Петровская, 2016).
Исходя из этого, можно говорить об индивидуальном и социальном измерениях боли. Цитируя Фрейда, Петровская пишет, что «меланхолия, это болезненное состояние, связанное с неспособностью или нежеланием субъекта примириться с утратой, при известных условиях характеризуется как лишенная объекта». Это описание применимо не только к утрате человека (смерти, расставании), но и к потере любых других объектов, ценных для определённого индивида. Часто утрата остаётся недоступной сознанию — бессознательной. Так Я сталкивается с подорванной привязанностью к объекту (разочарование, обида, огорчение и пр.), но переход любви к другому объекту не происходит, из-за чего все чувства направляются обратно на Я, что образует внутренний конфликт — меланхолию.
В отношении социального измерения боли упоминается статья Эрнста Юнгера «О боли» (1934), в которой описывается изменение отношения к боли применительно к социальному типу. «Основным настроением» XX века становится невосприимчивость к боли. Время героического мира прошло, сентиментальный мир, нацеленный на удовольствия, не ощущает этого чувства, но это не значит что оно не возникает совсем, а будто по капле наполняет сосуд, что можно увидеть и у Беньямина в размышлениях о разрушении ауры.
«Искусственная изоляция от элементарных сил хотя и способна остановить их грубое прикосновение и прогнать резкие тени, но не способна устранить тот рассеянный свет, которым вместо этого боль начинает наполнять пространство. Сосуд, закрытый для сильной струи, наполняется по каплям. Так, скука есть не что иное, как растворение боли во времени» (Юнгер, 1934).
По интерпретации Фрейда американским специалистом Кэти Карут травма является «пропущенным событием», которое возможно восстановить только посредством взгляда Другого (даже если другим является сам индивид) и благодаря наблюдателям вернуться к Я. Это и различает травму и боль — у второй нет субъекта и объекта, что делает невозможным возвращение к Я.
Визуальное исследование представляет срез современного российского искусства, созданного с позиции саморефлексии на фоне социальных потрясений, и систематизирует высказывания художников.
[Рис. 5] Поль Гоген «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?» (1897–1898)
Три вопроса, использованные Полем Гогеном в названии одного из его полотен: «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?» (1897–1898), были в 2017 году снова подняты Тимофеем Радей для работы в рамках 4-й Уральской биеннале современного искусства «Кто мы, откуда, куда мы идём?». Светящаяся надпись разместилась на крыше бывшего Приборостроительного завода там, где раньше был установлен советский лозунг «Слава труду!».
[Рис. 6] Тима Радя «Кто мы, Откуда, Куда мы идём?» (2017); [Рис. 7] Архивная фотография Приборостроительного завода г. Екатеринбурга
Если Гоген использовал вопросы для определённого ответа, который он нашёл во время своего пребывания на Таити и изобразил на картине (а именно обращение к природе и естественное течение жизни от рождения до смерти), то Радя оперирует ими как «вечными», для сопоставления своих целей и выбранного пути.
«Три ответа позволяют ориентироваться мгновенно, обращаясь одновременно к настоящему, прошлому и будущему. Пользуясь этими тонкими, но прочными связями можно преодолеть время (как тот корабль, едва переживший бурю), иначе время преодолеет тебя» (Тима Радя, 2017).
Простой, краткий, вневременной вопрос, о отличие от лозунга, не обманет, а лишь отрезвит и поможет найти собственный путь. Банальности касаются вопросов жизни и смерти, и никогда не будут окончательно подвергнуты рефлексии.
Исследование состоит из трёх глав: «Откуда мы?», «Кто мы?», «Куда мы идём?». Работы каждой главы представляют взгляд на Я через прошлое, настоящее или будущее, исследуя события, когда бы они не произошли, как «то, без чего нас невозможно представить, ещё труднее — понять» (Парфёнов* «Намедни»). Каждую из частей объединяет поиск ответов на экзистенциальные вопросы и попытка репрезентации себя и своих чувств в историческом моменте посредством искусства.
Глава 1. «Откуда мы?»
В первой главе «Откуда мы?» рассматриваются проекты, обращающиеся к прошлому, памяти поколений. Через постпамять художники рассказывают историю семьи (Лилит Матевосян «Я вышла из дома ранним утром», 2014–2022; Алиса Горшенина «Русское инородное»), фиксируют миф, возникший вокруг исторического этапа (Катя Муромцева «В этой стране», 2017; Ян Посадский «UMMO (UFO) DETECTIVE BOARD», 2023), репрезентируют неизвестную широкому кругу историю территории (спектакль «Север», 2020). Проекты передают знание и запускают новый этап дискуссии относительно прошлого.
Глава 2. «Кто мы?»
Во второй, «Кто мы?», исследуется настоящее и своё место в нём. Выражая коллективную боль, проекты находят отклик у аудитории, которая так же беспокоится об экологии (Екатерина Балабан «Полигон», 2021), социальных проблемах (Роман Мокров «Пятёрочка», 2020; Павел Отдельнов «Внутреннее Дегунино», 2013), политических (Игорь Самолёт). Потерянность выражается через немой крик (Маяна Насыбуллова проект «Everything Is Terrible*», 2022), утрату стабильности (Ирина Корина «Таяние», 202; Тима, Радя «Фигура #1: Стабильность», 2012 и «Фигура #2: Игра», 2014), убегание от реальности (Ольга Парамонова и Зухра Салахова проект «beyond the blue cellar», 2023).
Глава 3. «Куда мы идём?»
Заключающая глава «Куда мы идём?» охватывает представления художников о возможном будущем. О будущем, которое никто не может представить и ощутить себя в нём. О том, что одновременно завораживает и пугает. Глава рассказывает об экзистенциальном страхе изменений через визуальное искусство. Важно подчеркнуть, что исследование не затрагивает технологические утопии и не анализирует метавселенные, как представление о будущем.
*Признан в РФ лицом, выполняющим функции иностранного агента
