
Современная городская архитектура улиц представляет собой сложную систему физических, социальных и символических ограничений, которые формируют способы перемещения и поведения человека внутри себя. Архитектура создает маршруты движения, задаёт понятные для осмысления и использования траектории перемещения, а также влияет на способ мышления и планирования жизни тела внутри созданной системы.
Пространство двора — одно из наиболее показательных мест, где эти процессы проявляются особенно отчётливо: выстроенные линии заборов, открытые и закрытые проходы, калитки, посты охраны или шлагбаумы, расположение детских площадок и конфигурация асфальтированных дорожек определяют, кто может воспользоваться этим пространством и пройти через него, кто способен задержаться, а кто оказывается исключён из сконструированной системы.
Чтобы понять, как устройство дворов влияет на доступность мест, свободу человека и его ориентацию в городской среде, важно обратиться к теоретическим подходам, которые рассматривают пространство не только как набор инструментов и архитектурных правил, но и как активного участника социальных отношений. Это визуальное исследование сосредоточится на пространстве дворов советского образца и сопоставит его с дворами, возникающими в застройке XXI века.
Space then becomes a question of «turning,» of directions taken, which not only allow things to appear, but also enable us to find our way through the world by situating ourselves in relation to such things. [1, c.6]
Пространственная организация городских дворов формирует не только физические маршруты, но и социальные режимы движения. Проще говоря, маршруты складываются через следование уже существующим линиям, которые пространство предлагает человеку. Чтобы понять, как ограничения встраиваются в повседневную архитектуру, важно обратиться к тексту Сары Ахмед «Queer Phenomenology». Она подчёркивает, что ориентация — это не внутреннее качество субъекта, а результат взаимодействия тела со средой. Как пишет Ахмед, «Bodies are „directed“ and they take the shape of this direction.» [1, с. 16]. Пространство буквально указывает, куда можно идти, а какие траектории становятся «неправильными». Линии, создаваемые внутри системы возникают через повторение: «Lines are both created by being followed and are followed by being created.» [1, p. 16]. Архитектура двора превращается в систему таких линий: дорожки, ограждения, зеленая зона — всё это ориентирует тело и задаёт форму возможного движения.
Территории без ограничений, но с идеей создать порядок.
Советский открытый двор представляет собой пространство множественных пересечений: тело может «ориентироваться» свободно, создавая собственные траектории. Не смотря на идею сконструировать идеальное пространство для рабочего человека, дворы лишь создают доступные маршруты, но не ограничивают потенциал формирования Desire path — Пути желания, также известный как линия желания в транспортном планировании и многие другие названия, представляет собой незапланированную небольшую тропу, образовавшуюся в результате разрушения почвы, вызванной движением людей, техники или животных. Линии движения не заданы архитектором — они возникают из тела и его повторяющихся жестов.


Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Пространство двора легко проницаемо: сюда свободно въезжают автомобили, не встречая контролирующих барьеров. Парковка формируется стихийно — автомобили занимают любой удобный участок между домами, будь это зеленая зона или пешеходный тротуар. Подобное размещение создает окно для конструирования новых траекторий и повторяющегося действия.
Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Незаметные направления: дворы которые не закрыты, но и не открыты.
Санкт-Петербург. Источник изображения: https://nevkd.ru/blog/kto-dolzhen-stavit-ograzhdenie-gazona-vokrug-mnogokvartirnogo-doma
Если советские открытые дворы предлагали множество потенциальных направлений, позволяя людям выбирать собственные маршруты, то дворы, начиная с 2000-х годов становятся пространствами мягкой ориентированности. Декоративные заборы и визуальные барьеры не запрещают напрямую, но создают предпочтительные линии. Человек движется «так, как надо», часто не осознавая вмешательства архитектуры. Декоративные заборы, формальные дорожки, все является частью «мягких барьеров» — низких декоративных ограждений вокруг газонов и пешеходных зон. Эти решения редко выполняют реальную защитную функцию, однако структурируют движение, выделяя «правильные» маршруты: дорожки, тротуары, проходы между домами. Пешеходы формально всё ещё могут двигаться свободно, но уже начинают следовать траекториям, обозначенным архитектурой. Пространство создаёт предпочтительные линии, которые человек принимает как естественные, хотя и способен выбрать более предпочтительную траекторию. Это отражает тезис Ахмед о том, что ориентация это избранный человеком маршрут. Она всегда телесно и социально задана.


Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.


Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Автомобили в таких дворах тоже частично ограничены: парковочные зоны чаще выделены, но остаются полустихийными. Двор ещё не закрыт, но движение в нём направляется всё более активно. Машины, поставленные на зеленую зону оказываются неприемлемым и являются показателем девиации.
Север Московской области. 2025 год. Авторское фото.
Дворы за забором живет в клеточной логике.
В современной застройке происходит переход к пространствам полного контроля. Закрытые дворы, заборы, калитки с кодами и единичные входы превращают двор в приватизированную территорию с ограниченной фильтрацией, где проход доступен только определённым людям. Такие пространства создают ощущение безопасной зоны и усиливают представление о частной жизни, формируя территорию, отделённую от внешнего городского потока. Прохожие больше не могут пересекать двор по кратчайшей траектории — они вынуждены обходить территорию по периметру, следовать заранее сконструированным маршрутам и не имеют альтернативного варианта движения. Только жители имеют доступ к входу, тогда как все остальные лишены возможности даже войти в пространство двора.
Внутри таких пространств нередко возникают ухоженные игровые и спортивные площадки, небольшие зоны отдыха, велопарковки — всё то, что в условиях открытого двора чаще подвергается вандализму или исчезает под колесами автомобиля.
С другой стороны камерность двора часто означает его небольшой размер, особенно в плотной городской застройке, — прогулка превращается в короткий круг, а зелени становится всё меньше из-за подземных паркингов.
В закрытых дворах движение машин регламентировано либо совсем отсутствует, так как перенесено в отдельное пространство парковки, куда ведет отдельный проход, не связанный с пространством двора. Стихийный въезд автомобилей невозможен.
Москва. ЖК Тушино. Источник изображения: https://realty.yandex.ru/moskva_i_moskovskaya_oblast/kupit/novostrojka/dvizhenie-tushino-1999891/
Ограниченный доступ в дворовые территории можно понять через концепцию дисциплинарного пространства Мишеля Фуко. Он утверждает: «<…> отводятся определенные места, что должно не только отвечать необходимости надзора и разрыва опасных связей, но и создавать полезное пространство. <…> должен удерживать под контролем все это движение и хищение, разрубая клубок противозаконностей и зла. Прежде всего, по принципу элементарной локализации или расчерчивания и распределения по клеткам. <…> Дисциплинарное пространство имеет тенденцию делиться на столько клеточек, сколько есть тел или элементов, подлежащих распределению»[2, с. 208–210].
Архитектура становится механизмом распределения тел, контроля и предсказуемости. Принцип разделения Фуко формулирует так: «Каждому индивиду отводится своё место, каждому месту — свой индивид.»[2, с. 208]. Если применить это к дворам, то открытый двор прошлого не фиксировал место человека, тогда как современные пространства создают строгие контуры допустимых ролей и перемещений. Барьеры становятся материальным воплощением дисциплины. Мишель Фуко в «Надзирать и наказывать» показывает, что пространство — один из важнейших инструментов власти. Дворовая охрана, пропускные пункты со шлагбаумами и камеры дисциплинируют человека через ощущение постоянного надзора и управление доступом. Архитектура выступает материализацией норм: она делит, сегментирует, делает поведение предсказуемым.


Екатеринбург. Источник фото: http://www.domofon196.ru/ustanovka-zaborov-i-ograzhdeniy
Московская область. Источник фото: https://kuntsevo.online/articles/300-porjadok-ustanovki-shlagbauma-na-pridomovoi-territorii.html
Красноярск. Источник фото: https://gornovosti.ru/news/99105/
Архитектура становится механизмом распределения тел, контроля и предсказуемости. Принцип разделения Фуко формулирует так: «Каждому индивиду отводится своё место, каждому месту — свой индивид.»[2, с. 208]. Если применить это к дворам, то открытый двор прошлого не фиксировал место человека, тогда как современные пространства создают строгие контуры допустимых ролей и перемещений. Барьеры становятся материальным воплощением дисциплины. Мишель Фуко в «Надзирать и наказывать» показывает, что пространство — один из важнейших инструментов власти. Дворовая охрана, пропускные пункты со шлагбаумами и камеры дисциплинируют человека через ощущение постоянного надзора и управление доступом. Архитектура выступает материализацией норм: она делит, сегментирует, делает поведение предсказуемым.
Общественное демократичное городское пространство предоставляет значительно более широкие возможности для самовыражения всем группам общества и для занятия немассовыми видами деятельности, чем частные коммерческие площадки.[3, с. 28]
Например, Ян Гейл — датский архитектор, проектировщик городских общественных пространств — рассматривает город с точки зрения человеческой активности и подчёркивает, что качество архитектурной среды напрямую определяет, будет ли человек включён в жизнь города или, наоборот, отстранён от неё. «Город тем больше оживает, чем больше людей передвигаются пешком, используют велосипеды и проводят время в общественных зонах».[3, с. 6]
Этот принцип отражает то, что архитектура всегда несёт в себе условие «приглашения» или «сдерживания»: ширина проходов, наличие скамеек, визуальная открытость, количество входов во двор — всё это задаёт, будет ли тело двигаться свободно, задерживаться, вступать во взаимодействие с другими, или, наоборот, чувствовать препятствия и искать иной способ передвижения и активности. Существует прямая зависимость активности от доступности среды, ведь чем лучше качество городского пространства, тем больше жизни в городе.
Открытые, прозрачные и доступные пространства стимулируют движение: множество возможных маршрутов, отсутствие заборов, визуальная проницаемость и привлекательность и низкая скорость машин формируют условия, в которых человек не просто идёт — он включён в городскую жизнь. Такие пространства действительно «приглашают» людей участвовать в общественной жизни.
ЖК Скандинавия, Москва. Источник фотографии: https://realty.yandex.ru/journal/post/podrobnyy-obzor-zhk-skandinaviya-v-novoy-moskve-so-vsemi-plyusami-i-minusami/


ЖК Скандинавия, Москва. Источник фотографии: https://realty.yandex.ru/journal/post/podrobnyy-obzor-zhk-skandinaviya-v-novoy-moskve-so-vsemi-plyusami-i-minusami/
ЖК Скандинавия, Москва. Источник фотографии: Яндекс карта
Закрытые дворы современной застройки, напротив, насыщенные воротами, кодами на калитках, системами видеонаблюдения и единичными входами, формируют полноценную систему пространственных «отпугиваний». Даже если барьеры можно преодолеть физически, они создают среду, которая не предназначена для случайного прохожего: пространство буквально сообщает телу, что «здесь тебе не место». Гейл показывает, что в таких условиях традиционная городская жизнь угасает: «Традиционная функция городского пространства как места встречи и общения горожан деградирует или исчезает».[3, с. 3]
Когда маршруты разрываются, движение прекращается или направляется искусственно, связи между соседними кварталами или дврами исчезают, а зона активности постепенно сжимается. Там, где движения меньше, меньше и городской жизни. Гейл подчёркивает фундаментальную особенность ходьбы: «Хождение пешком — это начало, отправная точка. Человек создан, чтобы ходить».[3, с. 19]
Если закрытый двор исключает возможность свободного прохода, он одновременно исключает и городской обмен. Не возникает коротких маршрутов, случайных детских игр, перемещений между дворами, и, следовательно, не формируется общественная активность.
Москва. ЖК Тушино. Источник изображения: https://realty.yandex.ru/moskva_i_moskovskaya_oblast/kupit/novostrojka/dvizhenie-tushino-1999891/
Подобные пространства сильно уменьшают перетекаемость городской жизни: они перестают «приглашать» к движению и превращаются в систему постоянных ограничений. Город начинает фрагментироваться на отдельные замкнутые клетки, разорванные между собой физически и социально. Как отмечает Гейл, это приводит к утрате городской ткани: «Пешеходы, городская жизнь и образ города как место встреч были забыты».[3, с. 26] Общие переходы исчезают, а вместе с ними исчезает и непрерывность городского пространства, ориентированного на человеческое тело. Пространство перестаёт поддерживать «пешеходность», оно перестаёт быть частью живого города, создавая закрытые капсулы.
Москва. ЖК Тушино. Источник изображения: https://realty.yandex.ru/moskva_i_moskovskaya_oblast/kupit/novostrojka/dvizhenie-tushino-1999891/
Объединяя перечисленные теории, можно утверждать, что архитектура дворов работает как система пространственного отбора и ориентации. Она формирует: кто может войти, куда он может двигаться, насколько свободной будет его траектория, каким будет его социальный статус в данном месте. Сложно сказать является ли хоть одна из этих форм идеальным пространством, однако важно заметить разницу между доступом тела к городской жизни разного образца.
Таким образом, архитектура дворов формирует не только пространство, но и социальные отношения: она направляет движение, распределяет доступ и определяет степень включённости человека в город. Различия между открытыми, мягко ориентирующими и закрытыми дворами демонстрируют, что архитектура способна как поддерживать перетекаемость городской жизни, так и разрушать её, превращая город в набор фрагментированных территорий с разными режимами допуска.
ЖК Скандинавия, Москва. Источник фотографии: фото Яндекс карта
Queer Phenomenology: Orientations, Objects, Others. Sara Ahmed (2006) Durham and London: Duke University Press, 224 с.
Фуко M. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / Пер. с фр. В. Наумова под ред. И. Борисовой. — M.: Ad Marginem, 1999. — 480 с
Города для людей / Ян Гейл; Пер. с англ. — M.: Альпина Паблишер, 2012. — 276 с.