Восприятие визуального образа в фотографии и кино
Ролан Барт в «Camera Lucida» предлагает использовать как инструмент для анализа фотографического образа два понятия: studium и punctum. Studium — это поле культурного, исторического, идеологического интереса. Оно узнаваемо, доступно для интерпретации большинством зрителей, оно говорит на языке общих кодов. Это слой намерений фотографа, сюжета, стиля, явных значений. Однако он оставляет зрителя в позиции вежливого наблюдателя, не нарушает его границ.
Настоящее событие образа, согласно Барту, происходит с punctum. Это деталь, часто случайная и незначащая в рамках studium, которая, в то же время, «пронзает», «ранит» конкретного зрителя. Punctum не подчиняется культурному коду, он индивидуален и аффективен. Это то, что настигает помимо воли. Punctum — это прямой, почти тактильный контакт со снимком. Он нарушает спокойный порядок studium, внося в него элемент непреднамеренного шока, личной уязвимости. Время не представлено как исторический период, а дано как чистое, необратимое, уже прошедшее, которое ранит своим исчезновением.
Жиль Делёз в «Кино» в томе «Образ-время», рассуждая о послевоенном кинематографе, описывает феномены, функционально схожие с бартовским punctum, но в движущемся образе. Речь идёт об опсигнах (opsis-signes), или о чисто оптических и звуковых восприятиях. В классическом довоенном кино образ подчинён действию: он показывает ситуацию, чтобы развить её через движение персонажа, чтобы перейти к новой ситуации. Образ здесь — средство для продвижения сюжета.
В неореалистическом кино, по Делёзу, возникают ситуации, где действие парализовано. Персонаж оказывается в положении наблюдателя, который не может или не хочет действовать. Он лишь видит и слышит. Соответственно и зритель вовлекается не в цепь действий, а в цепь восприятий. Образ здесь перестаёт быть служебным, он выходит на первый план, требуя самостоятельного созерцания. Это и есть опсигн — образ, значимый сам по себе, в своей чистой видимости и слышимости. Он не сводится к сюжетной функции, а заставляет паузу, заставляет всматриваться и вслушиваться. В опсигне на первый план выходит время. Не как хронометраж действия, а как длительность, как непосредственное переживание самого течения времени.
Здесь возникает точка соприкосновения и различения. Punctum у Барта — это всегда деталь, точка, укол. Он статичный и точечный, даже в неподвижной фотографии. Он прорывается сквозь studium, как своего рода аномалия. Опсигн у Делёза — скорее ситуация, атмосфера, растянутый момент. Он не обязательно «ранит», но обязательно останавливает нарративный поток, переводя внимание на само качество образа. И punctum, и опсигн функционируют как разрывы в кодированном поле значений. Оба они адресуются не к культурной компетенции, а к чувственной и временной восприимчивости зрителя.
Однако ключевое различие лежит в отношении ко времени. Punctum в фотографии — это след времени, его шрам. Он указывает на радикальное прошлое, на смерть, зафиксированную в кадре. Эмоциональный заряд punctum — боль потери, щемящее чувство от соединения «это было» и «этого уже нет». Время здесь дано как окончательность.
В опсигне кино время не зафиксировано, а длящееся (в том числе из-за того, что это не статичное изображение). Мы сталкиваемся не с прошлым как свершившимся фактом, а с настоящим как чистой длительностью. Камера может долго смотреть на лицо, на предмет, на пейзаж, где ничего не происходит, кроме течения времени самого по себе. Опсигн — это не точка укола прошлым, а погружение в текучесть настоящего. Это время не как «было», а как «есть», протяжное и ощутимое. Если punctum — это встреча со смертью в образе, то опсигн — встреча с жизнью как продолжительностью, с чистой возможностью, ещё не реализованной в действии.
Оба концепта указывают на двойственную природу образа. С одной стороны, образ всегда включён в систему культурных значений, он говорит на понятном языке сюжета, символа, стиля (studium). С другой, в нём всегда есть потенциал выхода за пределы этой системы, в сферу прямого аффекта и неопосредованного переживания времени. У Барта этот выход драматичен и трагичен — это внезапная встреча со слепком ушедшего мгновения. У Делёза он может быть медитативен, как созерцание времени в его чистом течении.
Эта двойственность не является иерархической. Studium не «плох», а punctum не «хорош». Они являются двумя режимами существования образа и двумя режимами восприятия. Образ всегда балансирует между тем, что он сообщает и тем, что он делает с наблюдателем. Punctum и опсигн — моменты, когда второй режим подавляет первый, когда образ перестаёт быть знаком чего-то другого и становится событием самоценного переживания.
В этом смысле природа образа раскрывается именно в этом напряжении. Он никогда не бывает прозрачным носителем смысла. Он всегда содержит в себе возможность сбоя, задержки, прорыва. Возможность того, что какая-то его часть, будь то взгляд на старой фотографии или пятиминутный статичный кадр в кино, вырвется из потока интерпретаций и настигнет нас как непосредственное присутствие иного времени: либо безвозвратно ушедшего, либо тягуче-настоящего. И в этой точке прорыва культурное (studium) отступает, обнажая прямую связь между материей образа, временем и воспринимающим сознанием, связанным аффектом или чистым созерцанием. Образ в этот момент перестаёт быть иллюстрацией и становится опытом.
Таким образом, сущность визуального образа раскрывается не в выборе между культурным кодом и аффективным прорывом, а в их непрерывном и парадоксальном взаимодействии, где смысл рождается именно из напряжения между общезначимым сообщением и личным временны́м потрясением.
