
Введение
Первое пространство, в котором происходят ваши преобразования на этой планете — амниотический пузырь. После того как он лопается, вашим пузырём становится атмосферная оболочка Земли и черепная коробка, это можно сравнить с делением клетки. Именно так мне видится идеальная формула баланса самоощущения на этой планете.

Но кажется, что такое восприятие доступно лишь людям в нирване, вот вот вышедшим из колеса Сансары, если взять для примера буддизм, но вы можете подставить традицию религии, близкую вам по духу, в которой человек достиг просветления.
Для многих после рождения — попадания в социум амниотическим пузырём становится комната или любое другое пространство, в котором человек чувствует себя в безопасности. Важно тут «чувствует», и акцент я сделаю на самоощущении в конкретном пространстве, человеку полюбившемся или не совсем, но являющемся временным пристанищем его тела. В моем случае этим человеком будет женщина, ведь я могу писать, опираясь исключительно на свой опыт.
КАК ЭТОЙ ЖЕНЩИНЕ СУЩЕСТВОВАТЬ В КОМНАТЕ СЕЙЧАС?
Итак, почти сто лет назад Вирджиния Вулф написала эссе «Своя комната». В нём она утверждала, что для появления талантливых писательниц необходимы два условия: экономическая независимость и личное пространство. Комната у Вулф это минимальная инфраструктура свободы. Но в XXI веке сама структура пространства изменилась
Сегодня речь идёт уже не только о деньгах и стенах, а «внутреннем пространстве», в котором женщина пытается удерживать равновесие между гендерной обусловленностью, социальной реальностью, памятью рода и возможностью свободного мышления.
Давайте заглянем в комнату, мы видим её. Она экономически независима, имеет личное пространство и даже творит не из злобы, ведь у неё есть возможность посещать психолога. Это всё о чём Вулф в своём эссе манифестировала женщинам, но та самая Она совсем не великая женщина, так Она пока думает или таки есть, непонятно. Быть может, Она лишена таланта и, вылезая из утробы, его отрезали вместе с плацентой, или Она просто ленивая, или, возможно, ей стоит помолиться и попросить себе андрогинный ум — предел совершенства, но тогда ей придётся переродиться и жить в пузыре до конца жизни, чтобы сохранить свой девственный разум. Но Она это Она, с женскими гениталиями, соответствующим гендером и пребывает в 2025 году. Она жила до, на это указывает свидетельство о рождении, список в группе детского садика «Рябинка», подписанная поделка в школе на осенний конкурс — ёжик в кленовых листочках, зарегистрированная в 2015 году страница в вк. Увы, разум был тронут социумом. И хотя я выбрала такую формулировку, Она любила куклы, которые ей дарили, ей приятно быть первой внучкой и дочкой, её забавляют комплименты внешности в соцсетях. Она не чувствовала, что принадлежность к определённому полу это дефект, ограничение, от которого надо освободиться. Это всегда служило формой укоренённости, воплощением, через которое Она существует и может претендовать на свободу, ведь Она в измерении, где люди используют понятие свобода. Оно не возникло в чёрной дыре, в пустоте, оно возникло из популяции микроскопических клеток, существовавших почти четыре миллиарда лет назад в гидротермальных источниках океана. Не сразу, конечно, прошло какое-то время.
В 1893 году в Новой Зеландии женщины впервые в мире получают право голоса. Это событие формально момент освобождения, однако его философский смысл глубже и противоречивее: женщина впервые включается не только в систему прав, но и в архитектуру управления. Она становится единицей, способной участвовать в производстве закона — то есть частью машины нормирования.
Женщина становится субъектом. Свобода начинает существовать как процедура: можно выбирать, можно голосовать, можно участвовать, но только внутри заранее заданной структуры возможного.
Именно эту трансформацию анализируют Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно в «Диалектике Просвещения». Они показывают, что современный разум утрачивает освобождающую функцию и превращается в инструмент управления. Просвещение разрушает старые мифы, но создаёт новый миф эффективности, нормы и расчёта. Женщина больше не подавляется напрямую. Она оптимизируется.
Её тело, эмоции, мышление, желания включены в систему расчёта и применимости. Управление смещается с запрета на норму, с насилия на добровольное согласие быть в форме. Контроль становится незримым и непрерывным. Пространство перестаёт быть защитой.
В цифровую эпоху управление становится медиальным. Начинается следующий сдвиг.
МЕДИА
В классической модерной логике медиа понимались как каналы передачи информации, нечто внешнее по отношению к субъекту. Однако уже во второй половине XX века это представление радикально меняется. Маршалл Маклюэн в книге «Understanding Media: The Extensions of Man» (1964) формулирует принципиально иной тезис: «медиа — это не то, что мы используем, медиа — это то, чем мы становимся». Под медиа он понимает расширения человеческого тела и нервной системы. Телефон становится продолжением уха, экран становится продолжением зрения, а сеть становится продолжением центральной нервной системы. Тем самым граница между телом и средой размывается: человек больше не «в комнате с экраном», а существует внутри «медиальной оболочки».
Это означает, что медиа воздействуют и на сознание, и на физиологию. Маклюэн подчёркивает, что скорость передачи сигнала разрушает саму категорию дистанции. Там, где раньше между событием и реакцией существовало пространство и время для осмысления, теперь возникает мгновенная вовлечённость. Человек реагирует телом быстрее, чем успевает осмыслить происходящее. Медиа перестают быть «сообщениями» — они становятся режимом возбуждения нервной системы.
Этот тезис радикально развивает Поль Вирильо в работах «L’Inertie polaire» (1990) и «La Bombe informatique» (1998). Вирильо вводит понятие «дромологии», логики скорости как новой формы власти. Он показывает, что ускорение уничтожает пространство как таковое: чем выше скорость передачи информации, тем меньше остаётся расстояния, а вместе с ним меньше защиты, паузы и автономии. Вирильо пишет, что в эпоху мгновенной передачи сигналов «исчезает не только география, но и телесная дистанция», а человек превращается в точку реакции в глобальной сети. Его тело становится «терминалом», подключённым к непрерывному потоку.
Именно здесь принципиально важно, что женщина может физически находиться в комнате, но её тело уже не принадлежит только этому пространству. Оно включено в ритмы экранов, уведомлений, визуальных стимулов и алгоритмических лент. Воздействие медиа соматично. Исследования нейропсихологии подтверждают, что постоянный поток визуальных и звуковых сигналов влияет на уровень кортизола, частоту дыхания, режимы сна, внимание и способность к концентрации. Комната перестаёт быть телесным убежищем.
Эту же трансформацию описывает Бён-Чхоль Хан в книге «Psychopolitik» (2014). Он показывает, что власть в цифровом обществе действует через возбуждение, стимуляцию и добровольную вовлечённость. Человек сам себя эксплуатирует, отвечая на сигналы среды. В этом смысле медиа формируют телесный режим существования.
Поток информации распространяется за секунды, минуя любые формы дистанции. Событие возникает и мгновенно становится телесной реакцией: тревогой, возбуждением, раздражением, усталостью. Тело реагирует раньше, чем мысль. Таким образом, присутствие женщины в комнате больше не является автономным. Оно распределено между экранами, потоками и алгоритмами. Комната теперь точка подключения.
Приватность перестаёт быть пространственной категорией и становится почти недоступной формой существования. Комната остаётся но она больше не защищает, защитит только осознанный подход к использованию медиа.
Профанация моей комнаты — разрешение пользоваться собой без оправданий.
Современная социальная реальность функционирует не только через прямое регулирование, но и через процессы сакрализации. Джорджо Агамбен в работе «Profanazioni» (2005) показывает, что сакрализация представляет собой изъятие вещей, тел и форм жизни из свободного человеческого пользования и их перевод в режим долга, нормы и обязательства. Сакрализованное становится объектом ритуала, контроля и символического подчинения.
В контексте женского существования сакрализация приобретает особую форму. Такие категории, как «женственность», «материнство» и «женская роль», в современном обществе не являются нейтральными. Они изъяты из пространства игры, вариативности и свободного проживания. Женское тело, эмоции и формы присутствия в мире оказываются помещёнными в режим соответствия. Девственность, в частности, фетишизируется, превращаясь в символическую валюту морали, идентичности и социальной ценности. Женщина не пользуется телом, теперь она хранитель в режиме постоянного долга.


Сакрализация лишает возможность «просто быть». В сакрализованном режиме необходимо соответствовать нормативным сценариям, необходимо подтверждать, необходимо оправдываться. Тело и идентичность утрачивают статус живого опыта и превращаются в социальные конструкции, подлежащие постоянной регуляции.
Профанация у Агамбена это возвращение сакрализованного обратно в человеческое пользование. Это деактивация.
Таким образом, «моя комната» теперь выступает как философский жест: акт возвращения себе телесной, эмоциональной и экзистенциальной автономии. Это точка, в которой женщина перестаёт быть функцией сакрализованных ролей и вновь становится носителем живого опыта.
Профанация комнаты не завершает путь, необходимо обратиться к роду, к тем, через кого складывалась телесная, эмоциональная и символическая структура собственного существования.
ОПОРЫ — РОД
Человеку нужен человек, и в первую очередь подобный вам, то есть женщина женщине, мужчина мужчине. Чуть позаимствуем концепт копипаста Богом себе подобного, Адама. А уже во вторую очередь вы найдёте или, скорее, найдёт вас человек под стать на вашем пути. Потому, я предлагаю вспомнить женщин, сопровождающих вас с рождения.
МАМА
Продолжение следует…
СЕСТРА
24 июля 2009 года в нашей семье появилась самая нежная принцесса, о которой раньше писали только в сказках. Мне подарили рубиновую искорку — драгоценную младшую сестру. Родители знали какой ангел появится, догадывались ли они какой преподнесли мне дар? Продолжение следует…
БАБУШКА
Продолжение следует…
ПРАБАБУШКА
Мне было 12 лет, когда умерла моя прабабушка, и я знаю совсем другую её, отличную от того, как мой отец, не внук, или дедушка, её сын, её знали. В общем, я была не такая взрослая, чтобы задавать нужные вопросы, а она не так молода, чтобы разъяснять подробно все предстоящие уроки жизни. Хотя, думаю, будь у нас возможность сесть и обсудить всё, я имею в виду ВСЁ, она ничего бы мне не сказала, обязательно бы накормила, но ничего не сказала бы. Не из жадности, просто она всё знала. В её глазах теплилась мудрость, которая по сей день меня отрезвляет. Слов было не надо. Её присутствия и созерцания на свору снующих по летней лужайке детей, меня, моих братьев и сестёр, было достаточно. Я тогда думала, ей, наверное, обидно, что она не может бегать так быстро и играть в догонялки. Но сейчас я думаю, она была счастлива вместе с нами, только мы катались от смеха по траве от кузнечиков, которых ловили в банки, а она по доброму заливалась смехом где-то внутри, под большой соломенной шляпой и таким же большим сердцем, от одной мысли о том, как много ждёт нас с сёстрами и братьями, о какие и сколько стен предстоит расшибиться этим карапузам, пока она была уже далеко за пределами этих стен. Впервые я увидела папины слёзы на её поминках. Это и описание прабабушки от родственников дополнили её образ в моей детской памяти. Образ этот я хранила, но редко к нему возвращалась до 18 лет. Я только несколько раз вспоминала момент, когда мне сообщили о её смерти, и я не заплакала, в отличие от присутствующих. Я стыдилась своей реакции, потом поняла, что на смерть реагируют все по разному, но я бы хотела отметить уникальность связи правнучки и прабабушки. По крайней мере в моём случае прабабушка была достаточно близка, чтобы принять её за абсолют- точку опоры, но при этом с достаточной дистанцией, которая не превратила её уход в чёрное пятно для моей психики.
Моя прабабушка Маруся — образ, который я вспоминаю в самые тяжёлые моменты, возникающий из желания не расставаться с мыслью о том, что есть что-то большее и нематериальное, вдохновляющее и незримое, необъятное, трансцендентальное. Вы скажете, это похоже на концепцию Бога. Ну да. Во первых, «God is a woman». Во вторых, я не могу избежать, но предпочту отклониться от некритичного следования буквально ветхим мифам и традициям, корнями уходящим в ад, патриархальным интерпретациям, которые веками поддерживали образ женщины грешницы, искусительницы, жертвы, ведьмы, покорной святой, сосуда без воли для продолжения рода. Так что, лучше я буду представлять образ прабабушки, хотя она и была верующей, потому я не сильно опасная для общества крещёная бунтарка, круг замыкается.
ПОДРУГА
«…Так почему себя не жалко незаметно убивать? Должно быть, любовь у цветами не заменяет объятий своих Я Моя сестра в теплице ясных мыслей согревает И как малютке объясняет мне правила любви»
Продолжение следует…
ИНСТРУКЦИЯ: как парить в центре комнаты «как Будда»
ВЫКЛЮЧИТЕ ВСЕ ДИВАЙСЫ
Личная заметка: «Мне нужно просто полежать в тишине: мысли начнут с осторожностью выглядывать, опасаясь, что их снова настигнет ядовитый свет экрана, но чуть погодя вылезут из углов, а потом и вовсе поглотят вас. Словно рыбки, присосутся по всему периметру тела, удалят ороговевший слой кожи, хотя, конечно, сердце намного вкуснее, надеюсь, им удастся до него добраться. Искренность всегда слаще.».
ПОГОВОРИТЕ С СОБОЙ
Цель разговора — устойчивость внутри собственной обусловленности.
Пока что «моя комната» это память рода, право на игру и способность «парить», не отрицая тяжесть. Это умение не выходить из своей телесности и гендерной формы, но и не растворяться в них, удерживая дистанцию как форму равновесия.
МАНИФЕСТИРУЙТЕ
Можете использовать любимые тексты женщин, проверенных временем или современных авторов.
«Её либидо космическое, ее бессознательное занимает весь мир» Элен Сиксу.
KEEP CALM AND SUPPORT YOUR SIS
Напиши своей подруге, что её вагина самая красивая.