
Цикл мистических историй, вдохновлённый российской деревней и Жестокими Рассказами Огюста де Вилье де Лиль-Адана.
Ник и Артём, два друга, катаются по деревне Лёшино и её окрестностям и встречают всяческие проявления нечистой силы.
Голодное поле
Утро того воскресенья выдалось душным и жарким, безветренным, как и последняя неделя. Давно такой духоты не было… Ник пытался воодушевить меня на поход в лес за грибами и прикольными фотографиями, однако я отнекивался, как мог — ходить в застегнутой толстовке с натянутым капюшоном, плотных штанах и высокой обуви в 30-ти градусную жару совершенно меня не прельщало, и ничто, на тот момент, не могло меня переубедить. Завтракать мы с Ником выползли только к десяти утра. Его мать уже работала в огороде, а отец перекрашивал забор, так что кухня была полностью в нашем распоряжении. Мы заварили себе по кружке растворимого кофе, пожарили по яичнице и устроились в гостинной-спальне-столовой на узких скамеечках вокруг стола. Ник хотел включить телевизор, однако тот, пузатый и маленький, как и я до этого, не поддался на его уговоры. Расправились с яйцами. Пока говорили, читай спорили, о планах на день (я хотел пойти на речку, купаться в холодной воде и курить на берегу, друг же не оставлял попыток затащить меня в лес), в комнату зашла мать Ника.
Тётя Дарья была сухой, с виду не приветливо женщиной, один раз взглянув на которую, можно точно сказать — деревенская. Большую часть дня она проводила в огороде, то что-то копала, то носила, то поливала, то просто сидела на корточках, перебирая растения. Зачем — мне, очевидно, не понять. Вчера, например, она выкопала ямку недалеко от дома и рядом свалила в кучу несколько палок. А теперь внимательно смотрела то на меня, то на Ника, как будто решая, можно ли нам доверить какое-то очень важное дело. Видимо, мои нежные московские ручки её не смутили, потому, что-то для себя решив, она обратилась к нам: — Никита, Артём, вы вроде хотели сегодня сходить в лес, — я мысленно застонал, — Пойдёте, привезите мне оттуда ёлочку. Маленькую, вот такую примерно, — она наклонилась и её рука зависла на уровне колена, — хочу перед домом посадить. — Хорошо, мам. И ушла. Ник победно взглянул на меня, залпом допил кофе и потащил меня обратно в гостевой домик, одеваться.
Собравшись, кинули в рюкзаки по двухлитровой бутылке с холодной водой (как будто она не нагрелась бы, пока мы ходим), перекус, сигареты, ножи, пару мусорных мешков и лопатку. Ник в свой положил фотоаппарат, и мы вынули из сарая велосипеды и поехали. Вообще, вокруг Лёшино было много лесов, и в тот, который выбрал Ник, надо было ехать через пшеничный поля. Выехали из деревни на двухполосное «шоссе» мы где-то в половине двенадцатого. Машин на дороге практически не было: мимо нас проехали пара-тройка городских внедорожников и ржавый беленький жигуль, драндулет драндулетом, но ехал хорошо и тихо, забавно… — так что мы могли катиться не по песчаной обочине, а по нормальному асфальту. Доехали до поля, и Ник стал высматривать дорогу. Глиняная, вся в кочках, ямах и следах комбайнов, она вилась вдоль края поля, по самой кромке леса. Решительно Ник поехал по ней, я, с тяжёлым вздохом, за ним. Стоило признать, было круто, хоть и как-то неуютно: суховатая пшеница и кучи стогов сена посреди огромного поля, которое, казалось, дышало. Но ни птиц в небе над нами, ни мышек, ни ещё какой живности на земле не было видно.
— Классно было бы на них залезть, — сказал я Нику, кивнув в сторону стогов. Он кивнул. Наконец, не знаю сколько времени прошло, Ник остановился, слез с велосипеда и бросил его на землю. Я сделал то же самое. Ноги горели, дыхалка сбилась, футболка прилипла к мокрой спине, вокруг было жарко и сухо, и я был дико рад небольшой передышке. Мы попили, покурили, надели и заправили кофты в штаны, накинув капюшоны, взяли ножи и пакет и зашли за первую полосу деревьев. Лес тихий и сухой, странный, кроны деревьев не качались — ветра не было, высокая трава мешала пройти, ветки разросшихся кустов били по лицу, но, зайдя немного глубже, мы нашли зону, где подлеска практически не было. Ник честно нагибался к земле, всматривался, искал грибы. Я же оглядывался вокруг.
Московские лесопарки конечно не чета нормальному лесу. Пусть сухой и тихий, но он жил своей хаотичной жизнью. То тут, то там в глаза бросались белки, в паре мест очень крупный мох был примят по форме заячьих лап, а в одном месте из него и вовсе словно вырвали кусок — ел кто-то. Пока смотрел на мох, с высокой ветки за мной с очень умным видом наблюдала черная ворона. Прожигала взглядом дырку в затылке. Я передернул плечами, хотел кинуть в неё шишкой, спугнуть, но передумал — пусть смотрит, мне то что. Ходили мы туда-сюда не меньше часа точно. Ник нашёл всего четыре скрюченных сероватых лесички и сдался. Высыпал их из пакета обратно на землю — готовить такое количество никто не будет. Пошли обратно, поплутали немного, но всё-таки нашлись. Кое-как опять подрались через заросли и вышли метрах в ста выше велосипедов. Времени было уже пять. Пока шли до великов, сняли лишние слои (жарко — невозможно), попили и раскурили сигаретку. Подошли к велосипедам и я снова огляделся. Как же красиво… Хоть и необычно. Постояв немного, решили докатиться до стогов сена, полазить, пофотографироваться, перекусить.
Вблизи стоги оказались намного больше, чем виделись издалека. Метра три в высоту, не меньше. Еле залезли. Устроившись наверху мы разложили перекус — сухари, яблоки и злаковые батончики — поели, покурили, выпили пива и принялись а-ля паркур прыгать со стога на стог, с верха кучи вниз и обратно. Все извалялись в пыли и сене. Тут Ник вспомнил про камеру и велел мне забраться повыше и принять какую-нибудь крутую позу. Не вопрос, я зажал очередную сигаретку в зубах, сел на стог, посмотрел вникуда и принял загадочный и задумчивый вид. — Муа, — Ник потряс сложенными кверху пальцами и защёлкал камерой. — Иди ты, — махнул на него рукой и развалился на сене и уставился вдаль. Пока Ник фотографировал, я в той самой дали заметил припаркованную на полевой дороге недалеко от входа в лес белую ржавую легковушку, на крыше которой сидела чёрная птичка и что-то клевала. — Смотри, чё это? — я махнул рукой в сторону птицы. Ну не могла же она клевать металл машины. Ник оторвался от фотоаппарата. — Бандииитыы… — выпучив глаза прихрипел он, — Будут тут разборки устраивать. Постоял с серьёзной рожей пару секунд и рассмеялся, вжав голову в плечи. Был бы ближе, дал бы подзатыльник, честное слово.
— Ага, а ворона на крыше склюет тело, если кого-то убьют, — ухмыльнулся я. — Нет конечно, — Ник возмутился, — Мясо кинут животным в лесу, а кости перемолят в удобрения, — авторитетно сказал он. Мы напару рассмеялись и поменялись местами. Теперь позировал Ник, снимал я. То и дело мы поглядывали на машину. Может и не бандиты, но интересно, что кто-то в воскресенье забыл в чистом поле. Ну да… Так или иначе, просидели на стогах мы долго. Когда решили закругляться, на часах было без чего-то восемь. Собрали мусор и бычки, сложили всё в рюкзаки и отогнали велосипеды к лесу. Пора было идти копать ёлочку и возвращаться домой. Когда уже заходили обратно в лес, недалеко от того места, где был припаркован белый жигуль, я заметил, как в к тому же месту подъезжает новенькая черненькая Тойота, а из жигуля выходит высокий худой очкарик в серой толстовке с большой мордой кота на спине, бледный и небритый, подозрительно похожий на айтишника. Навстречу ему вылезли двое, строго одетые и прилизанные, в дорогих пальто, очень похожие друг на друга, как брат и сестра или вовсе близнецы.
Ник дёрнул меня и поторопил — ехать в темноте по полевой дороге не хотелось, а сколько мы потратим на поиск и копание ёлочки — чёрт знает. — На программиста похож, — сказал я. — Ага, — Ник действительно оглянулся и посмотрел на парня в толстовке, — Потопали уже. Пока шли, до нас донеслись голоса. «Костя» — женский. «Алиса, Демьян, давно не виделись!» — мужской, — «Как жизнь, как дела?» Дальше уже слышно не было. Мы бродили туда-сюда, выискивая небольшую ёлочку, «вот по сюда». На округу начали опускаться сумерки, и всё стало серое, неприветливое. Хотелось поскорее уйти из леса, потому я стал искать ещё усерднее и, наконец, на глаза мне попалась небольшая ёлка чуть ниже колена, у самой кромки леса. — Ник, смотри! Подойдёт? — я окликнул друга. Ник подошёл, придирчиво осмотрел ёлочку и кивнул.
Вынул лопатку, мешки и стал копать. Я хотел помочь, но только мешал — не моя стезя эти ваши растения. Однажды у меня засох кактус. Ник об этом знал и видимо поэтому отказывался пускать меня ближе к ёлочке, чем необходимо. Поэтому, пока он работал, я просто стоял, смотрел то на лес, то на поле. А на последнем разворачивалось что-то. Не мне судить, но плотные прямоугольной формы мешки, которые держал судя по всему Костя и пачки денег в руках брата и сестры явно намекали на нечто незаконное. Естественно, я засмотрелся и обратился в слух. Народ обменялся имуществами и принялся кто пересчитывать, кто обнюхивать и рассматривать приобретение. — Кость, это не трава, — вдруг сказала кажется Алиса, — что это? — и требовательно протянула «айтишнику» один из пакетов. — А, ну… Последняя партия… — вдруг на меня набросились со спины. — Шпиёнишшшь, — прошипел Ник, повис на мне и предложил сигарету. Я затянулся. — Ага. — Ну шпиёнь. Только на ходу давай, стемнеет скоро. Пока шли, держались края леса и наблюдали за сценой на поле, курили.
— …мох. Он крутой, отвечаю, не хуже обычной травки. — Кость, — перебил парня недовольный Демьян, — выкинь это. Мы купим только нормальный товар. — Да бля, не хотите, не надо, — Костя схватил пакет и вернулся к машине, — Не вам, так кому-то другому продам. Ну или сам скурю. — Нет, Кость. Не продашь, — донесся голос Алисы, — И не скуришь. А пойдешь и выкинешь. Не провалишься. — Да че вам не нравится-то! — крикнул айтишник и поправил очки, — Не все, как вы, родились с золотой ложкой в жопе. Из деревни программист много не заработает и мне нужны эти деньги, ясно, и, и я не собираюсь выкидывать абсолютно годный товар, потому что вас двоих что-то не устраивает! Он прервался, чтобы сделать вздох, как Демьян замахнулся и врезал ему по виску. Костя безвольной куклой свалился на землю. Мы с Ником в шоке пригнулись. Мало ли, нас заметят и убьют. — Давай быстрее отсюда, а то оно сегодня голодное, — сказала Алиса, — На машине успеем уехать, — Ногой она ударила по телу Кости. Костя что-то невнятно простонал, — Лежи, лежи. Хотел на мох продать. Какой к чёрту мох… Сам ты мох. Они сложили в машину все мешки, кроме одного. Последний разрезали и высыпали на землю, сели в свою Тойоту и уехали.
Я затянулся. Потом Ник. — Может подойти, помочь ему? — прошептал Ник. Я колебался, стоит ли влезать в чужие разборки, но всё же согласился. Сложив ёлочку в корзину, он поднял свой велосипед, я поднял свой, и уже собирались поехать, как вдруг поле вздрогнуло, грохнуло и затряслось, раздался чавк. У меня закружилась голова, затошнило. По округе прокатился довольный рык, взвился ветер. Поле дрогнуло ещё раз, и всё застыло. Красное закатное солнце резало глаза, к горлу подкатил ком. Мы с Ником переглянулись и опять затянулись по паре раз. Передернулись — мурашки. — У вас сейсмической активности случаем не бывает? — попытался пошутить я. — Не, но пару лет назад дошли волны с землетрясения на Камчатке. Я не мог понять, шутит Ник или нет, но на всякий случай рассмеялся. Затянувшись еще — успокоить нервы — мы сели на велосипеды и подъехали к жигулю. Я был готов зажмуриться — мало ли, вдруг Костя-программист разбил голову пока падал — но нет, голову он не разбил, крови не было. На самом деле, ничего не было. Ни крови, ни головы, ни самого Кости, ни высыпаной травы. Только треснувшие пыльные очки валялись на рыхлой чёрной земле рядом с пучком голубых цветов.
Я огляделся. Машина всё ещё стояла рядом. Вокруг никого. Ни движения, ни шороха, ни даже ветерка. — Пошли уже, — поторопил я Ника и включил фонарик — темнело быстро, — Наверняка он просто отошёл. Потом вернётся. — За угол отошёл? — бросил он, но всё же тоже забрался на велосипед и включил фонарь. — Ну не под землю же провалился. Мы поехали. Когда уже сворачивали с полевой дороги на асфальт, оба оглянулись обратно. Смотрели, смотрели, но машины нигде не было видно. Перед нами сидела черная птица, клевала что-то, посматривала на нас. — Уехал видимо, — пожал плечами я. Хотя куда? С той стороны только лес, а мимо нас он не проезжал. Ник не ответил, но во взгляде его я прочитал ровно ту же мысль, что пришла мне. К тому моменту уже окончательно стемнело. Ехать ночью искать в лесу незнакомого мужика было бы глупо, тем более ёлочка в корзине засохнет, так что мы развернулись и поехали домой.
Приехали, передали тёте Дарье ёлочку. Женщина нас поблагодарила, конечно, но явно была недовольна тем, как поздно мы вернулись. — Загулялись, — оправдался Ник и потащил меня на кухню. Там мы выкинули наш мусор, набрали еды и свалили побыстрее в гостевой домик. Забрались на кровать, занимавшую почти весь пол. — Надо завтра туда вернутся, — сказал Ник, — посмотреть ещё раз при свете дня, на свежую голову. Я не хотел, но кивнул.
На следующий день Ник хотел вернуться на поле. Проверить, точно ли не нужна Косте-айтишнику помощь. Я же наотрез отказывался. Ни в жизни больше на то поле не пойду.
Лесное озеро
— Поехали на озеро. Примерно так начался мой четверг. Делать было нечего, с огорода нас выгнали, настольные игры надоели, по телевизору ничего интересного не шло, и вообще, я согласился погостить на даче Ника, чтобы испытать на себе настоящую деревенскую жизнь. Так что я согласился. — Я в начале лета катался по деревням в округе. Ну и нашёл большое озеро в лесу, — сказал Ник, пока мы паковались, — Плавать там вряд ли можно, а вот фотографировать запросто, — он потряс чехлом с камерой, — Мы не поедем через деревни — долго будет. Я посмотрел по картам, вроде можно через поля добраться. Я решил заранее посмотреть наш путь. Ник кое-как нашёл то озеро, Зорьково, и мы принялись строить путь через, к счастью обозначенные на карте, просёлочные дороги. Запомнили повороты, ориентиры, и я убрал телефон — летом он быстро перегревался и грозился взорваться у меня в кармане. Кстати, озеро оказалось проточное. Река с севера вливалась в него, а на юге выливалась, как раз пробегая по лесу, мимо Лёшино, мимо церквушки и дальше вниз.
На дне рюкзаков покоились бутылки воды, фрукты, хлеб, колбаса и батончики, несколько беленьких сигарет. Пива не было, да и нагрелось бы оно по пути. Выехали мы часов в одиннадцать, чтобы к самому разгару жары добраться до озера и усесться на пикничок в тени деревьев и прохладе воды. Выехали на «шоссе» и Ник повёл нас мимо поля, на которое ходили недавно, по спине пробежали неприятные мурашки, и дальше. Проехали мимо полосы леса, заросшего луга и свернули на грунтовку, разделяющую луг и облагороженное кукурузное поле. Третий поворот направо — наш. Свернули и оказались окружены кукурузой со всех сторон. Под два с половиной метра высотой колосья только-только обзаводились початками. Я предложил остановиться и нарвать немного. Всё-таки свежая молодая кукуруза ужасно вкусная. Ник предупредил не есть слишком много, чтобы не просидеть потом полночи на толчке, я принял к сведению. Пока собрали немного покурили. Выпили водички и поехали дальше. Вся в колдобинах грунтовка шла в горку, и вскоре я устал, запыхался, и полосатая спина Ника скрылась за очередным поворотом дороги.
Догнал я его, когда нам навстречу показалась машина, и Нику пришлось притормозить и съехать в кукурузу, как потом и мне. — Что, страче, устал, — он вжал голову в плечи и усмехнулся. — Ой да пошёл ты, — отмахнулся я от него, гадая стоит ли мне снять футболку или обгорю, — Жарко. Ник покивал и мы поехали дальше. Ехали долго, слишком долго, солнце палило прямо над макушкой, а поворота всё не было. Сзади раздался гудок, и мы пропустили машину, которая, проехав немного вперёд, свернула налево. Мы переглянулись, поехали за ней вниз по холму. Минут через 10-15 та же машина проехала мимо нас в обратную сторону. Видимо, свернули не туда. Мы с Ником застонали и сделали то же самое. Вернувшись к развилке принялись думать, куда ехать дальше, назад или в третью сторону. Выбрали последнее, поехали и… снова заплутали. Хотели посмотреть по карте, но интернета не было у обоих, так что мы решили вернуться туда, где мы последний раз поворачивали уверенно и попробовать найтись ещё раз.
Чёрт знает сколько мы так плутали, но когда добрались таки до лесного озера солнце болталось над верхушками деревьев, пусть деревья эти и были довольно высокие. На берегах сидели компании из подростков, родителей и детей, мужиков и шашлыков. Мы выбрали более или менее пустое местечко и разложились. Ник с сигаретой в зубах и камерой ползал по берегу, я же ел кукурузу и наслаждался прохладой. Вода в озере была совершенно ровная, без волн и торчащих коряг, вдоль берегов прыгали водомерки, вокруг стрекотали сверчки и летали стрекозы. Я не люблю насекомых, но в тот момент мне было без разницы. — …и теперь в озере живут утопленницы, — послышалось с соседней полянки. — Типа как русалки что ли? — Нет. Русалки это полурыбы, а утопленницы — полностью девушки, а ещё людоедки. Они сватают плавающих в озере пьяных мужиков за х… Ай больно! За ногу они их хватают! И тащат на дно, где потом едят. — Ну ты и дебил…
— ТЁМ! — заорал мне Ник прямо в ухо, за что получил по голове. — Чего тебе? — у меня в ухе звенело, надеюсь, у него тоже. — Дамбу там видишь, — я посмотрел туда, куда он указывал и кивнул, — Пошли туда. Хочу оттуда озеро пофоткать. И мы пошли. Раскатанная машинами дорога вела чуть в отдалении от берега. Глубже в лесу ворчал не то пень, не то муравейник, но в остальном лес был неподвижен. Ни ветра, ни животных, как будто вся жизнь тут вилась вокруг озера. — … а кто достанет эту чудо-траву со дна вылечится от любой болезни! — донёсся до нас загадочный детский шёпот. — Правда? — восхищённо, — Ма-ам! Можно я пойду в озеро достать чудо-травы? Я улыбнулся. — Нет Кирюш, нельзя, ты не умеешь плавать. Саш, перестань пытаться убить собственного брата. — Но как же чудо-трава… — протянул один из мальчиков. — Никак, Саша это придумал. — Неправда! — закричал, видимо, Саша, — Мне дядя взрослый так сказал. А ты говорила, что взрослые всегда говорят правду! — А почему ты… Дальше я не слышал.
Мы с Ником переглянулись и рассмеялись. Пока шли дальше, выкурили по сигаретке. Оказавшись на дамбе, Ник вновь меня кинул, но я не возражал. Пусть развлекается, я же просто наблюдал, как народ на берегах редеет — дело шло к вечеру, становилось прохладнее и неприветливее. Над водой поднялась лёгкая дымка. У озера остались три кучки: мы, компания из наших ровесников, распивающая нечто горячительное, завидую, и трое мужиков неподалёку, сидящие около дырявой деревянной лодки вокруг мангала. Заметив мой взгляд, они приветливо замахали. Я дёрнул Ника, и тот потащил меня заводить новые знакомства. — Чё пацаны, присоединяйтесь, — один из мужиков махнул рукой на валяющиеся около лодки брёвна, — У нас тут шашлычок, пивко или чего покрепче, — он пьяно рассмеялся и хлопнул себя по колену. Ник потёр ладони и присел. — Никита. — Артём, — представился я. — Миха. Серёга. Валя. — Да не Валя, блять я, а Виталий, — огрызнулся на Миху Виталий, за что получил по голове.
Я вздохнул, присел и вслед за Ником принял кусок шашлыка, с приправой, напоминающей скорее не петрушку или укроп, а морскую капусту, и бутылку пива. Миха, лысый шкаф, а не мужик, в растянутой алкоголичке, ровными белыми зубами вгрызся в свой кусок шашлыка. — А нахер вам дырявая лодка, — решил начать разговор Ник. — Ну, раньже она была номальная и мы плавали по ожеру, но потом Валя её сломал, — грустно вздохнул щуплый Серёга, жуя шашлык. — Ага блять, твоими стараниями её сломал, — пихнул Серёгу Виталий. — Валь харе, — Миха попытался осадить его, и в ответ услышал только «я те блять не Валя!» — Ну да, да. Мы тогда пили долго, — Серёга вернулся к нам, — Как обычно вобщем. Ну и решили на озере поплавать. Этот вперёд полез, но я хотел первым сесть, так что толкнул его, ну он своей спиной лодку и проломил, — мужик покивал чему-то своему, — Да, Валь. — Да блять, заебал, — Виталий отставил водку и набросился на Серёгу.
— Харэ! — гаркнул Миха, растащил парочку и влепил каждому по подзатыльнику, — Вы не подумайте ничего, они не бешеные, просто подраться любят. И Миха принялся рассказывать нам смешные и не очень истории того, как эти три алкаша, приняв на грудь до дрались, то ломали что-то. Серёга и Валя активно смеялись, поддакивали, показывали «боевые» шрамы. У Михи шрамов было мало, ибо тот друзей обычно растаскивал, так что он решил хвастаться наколками. Купола на спине, полуголая женщина во всю руку, свастики по лямками майки. У меня по спине прошёл мороз и я закурил. Миха, судя по всему, заметил и решил оправдаться. — Я это. В общем за непредумышленное сидел. Мы тогда с друзьями бухали, кто-то подрался, толкнул мужичка, а тот упал и головой об бордюр тюк. И всё… Все убежали, а я не успел, бухой слишком был. Ну… Меня и повязали, а потом и посадили. Да… Не знаю как Нику, но лично мне легче не стало. Казалось бы, после такого мужик должен бросить пить, а-н нет, сидит вот тут, бухает, по его словам, с самого утра. Как и вчера, и позавчера, как и завтра. — А правда, что в озере русалки живут и людей едят, — решил сменить тему я. Алкаши переглянулись и мрачно рассмеялись.
— Нет конечно, — отмахнулся Миха. Серёга же, самый пьяный из троицы, загадочно наклонился к нам, сверкнул острыми зубами и заговорил: — Русалок нет, но утопленники точно есть. В мае вот нашли в воде труп девчонки неместной, а в позапрошлом году, говорят, пара сюда покупаться, побухать приехала, да так и не вернулась. — Серёг, — Миха погрозил ему огромным, тролльим кулаком. Я же подозрительно покосился на озеро. В темноте вода казалась абсолютно чёрной, силуэты деревьев терялись на фоне тёмного неба. Тут я обратил внимание на время — было почти девять, а фонариков мы с собой не взяли — думали, что к шести домой вернёмся. Свои мысли я высказал вслух и начал подниматься. — Да чё вы, оставайтесь, — Виталий сверкнул белоснежной улыбкой и длинными, крючковатыми-узловатыми пальцами с поломанными когтями (такой ужас нельзя назвать ногтями) схватил меня за предплечье, — Пиво и водка ещё есть, на всю ночь хватит, за шашлыком можем сходить. Мы потом ещё купаться, наверное, будем. Остальные поддакнули. Ник смотрел на меня, но я не собирался оправдывать его надежд. — Извините, мужики. Я нежный, городской, в кроватку хочу. Троица разразилась гаркающим смехом, Серёга чуть не свалился с бревна.
— Уверены? — уточнил Миха. В темноте казалось, что он стал ещё массивнее, а в глазах плясали огоньки. Я кивнул и все перевели взгляды на Ника. Пока он решал, я огляделся. Туман над водой нашего берега уплотнился, вокруг никого и тишина. Слышно было, как потрескивают угли в мангале. Я вернулся обратно и Виталий, выпучив глаза и позеленев, внимательно смотрел на меня. — Ладно, — наконец изрёк Ник, — Пошли. Мать будет волноваться, если мы вот так пропадём. Весь мозг потом вынесет. Мы встали, накинули на плечи рюкзаки, попрощались. Уже разворачивались, когда прямо с кромки воды послышался недовольный женский фыр и плеск. Я обернулся. Под слоем тумана вода была черная, гладкая. Вокруг кроме нас не было ни то, что девушек — ни души. «Меньше надо без кепки под солнцем кататься» — подумал я, но взглянув на застывшего Ника понял — он тоже это слышал. — Ладно, мужики, пошли мы, — вскинулся Ник, освещая путь телефонными фонариками мы отправились искать место, где днём бросили велосипеды. Пока шли, трое алкашей следили за нами не отрывая взгляда, иногда прикладываясь то к шашлыку, то к бутылкам.
Наконец, обогнув треть озера, мы нашли велосипеды. Залезли, и перед тем, как уехать, я последний раз обернулся. Плотный туман завис у кромки воды в паре метров от нас, а на другом берегу, алкаши, видимо, засобирались всё же по домам — свет от мангала больше не исходил. Доехали до дома, несмотря на отсутствие нормальных фонарей, сравнительно быстро, без десяти десять уже заходили на участок. Убрали велосипеды в сарай, «шоб не украли» как говорит тётя Дарья, и пошли спать.
Коровники
Как обычно, зачинщиком этой поездки был Ник. Всё время, что я гостил у него на даче, он хотел мне показать заброшенные коровники. Мать Ника на это закатывала глаза и говорила, что такие заброшки у нас не редкость. Ник соглашался, но ему было всё равно. Я же больше хотел в заброшенную церквушку, стоящую вниз по речке, протекающей мимо Лёшино. Всяко интереснее, чем пустой хлев. К сожалению, церквушка та, пусть и была технически заброшена, все ещё пользовалась популярностью среди местных, частенько захаживавших помолиться в святое место, так что мне пришлось согласиться на коровники. Выехать решили после трёх, чтобы пик жары уже прошёл. В рюкзаки, как обычно положили воды и перекус, фотоаппарат, сигареты, пару бутылок пива, а я вспомнил про несколько завалявшихся на дне дорожной сумки толстых папирос, которые выторговал у знакомого за помощь с домашкой по тер.вер-у. Одну из них взял с собой. Плана, как такового у нас, как обычно не было. Приехать, походить, пофотографироваться, полазать, покушать, попить-покурить и уехать.
В полчетвёртого мы покурили на дорожку и выехали в августовскую жару. Свернули в сторону речки, в которой купались почти каждый день. Пока ехали по обычной грунтовке, я спросил у Ника почему вообще коровники забросили. — Да чёрт его знает. Никогда не задумывался как-то. Может прибыль приносить перестали, может на новое место переехали, без разницы как-то. Для него видимо, как и для всех в деревне, коровники были делом привычным, заброшенные или нет, однако мне было интересно. Раньше я никогда не был в коровниках, ни заброшенных, ни функционирующих. Ладно, приедем, погуглю, если интернет будет. Наконец доехали до речки, узкой и ледяной, и стали всматриваться в высокую траву в поисках тропки к мосту, который нам надо было пересечь. Мост этот был подвесным, но таким старым, что многие доски ужасно шатались и гнили, а некоторые и вовсе давно упали в воду, торчали гвозди, а канаты-перила в нескольких местах перетерлись и лопнули. Тащить через этот мост велосипед — сущая пытка, но объезжать слишком долго.
Нашли тропку, слезли с велосипедов и покатили их вперёд. Когда подошли ближе я заметил, что на мосту сидело нечто горбатое и разноцветное. При ближайшем рассмотрении это оказалась бабка, сухая и морщинистая. Она сидела на досках, свесив ноги вниз, смотрела на воду и пила что-то из пластиковой бутылки. Ник пошёл первый, я за ним, как мост выдерживал нас троих — ума не приложу. Бабка обратила на нас внимание. Улыбнувшись своим беззубым ртом, она вытянула руку с бутылкой. — Шпиртику? — предложила она. Мы с Ником переглянулись и замотали головой. Что бы это ни было, пиво в рюкзаках явно слабее. Бабка пожала плечами и глотнула из бутылки, пахло от которой даже не водкой, а чистейшим спиртом — Куза изёте? — В коровники, — охотно ответил Ник. Ну вот опять. Бабка покивала, ещё раз приложилась к горлышку. — За, За, пам хорофо. Фолько не зафиживайтесь до темноты, деточки. А ефё лучше вообще не ходите туда, прифоединяйтефь. Бабка ещё раз глотнула и бросила пустую бутылку в речку внизу, из-за пазухи вынула новую. Вода, вместо плеска, издала подозрительно животный чавк, бутылка исчезла. — Мы туда сходим, — сказал Ник, — но на обратном пути обязательно к вам присоединимся.
Бабка грустно вздохнула, открыла свежую бутылку и отпила. Кивнула. — Ну идите, идите. И берегифе фебя. Мы попрощались и пошли дальше. Когда отошли достаточно далеко, остановились покурить, и Ник, вжав голову в плечи, глухо рассмеялся. — Мы ведь не будем с ней пить на обратном пути? — с надеждой спросил я. — Да лан, если не встретим её, не будем, — Ник хлопнул меня по плечу, затянулся и передал докуренный бычок мне. — Ну спасибо, — я затянулся последний раз и бросил окурок на землю. Потушил. Мы пошли дальше. Выйдя из прибрежной травы, оказались на дороге. Сели на велосипеды. Как же приятно всё-таки ехать по асфальту, ни тебе кочек, ни ям, ни гравия, ни досок. Хорошо… — Вообще, — вдруг прокричал мне Ник, — батя говорил вроде, что коровники забросили лет сорок назад, после засухи. — Все коровы померли что ли? — Не-не, там что-то другое было. Их в лес водили пастись, ну они и обожрались травы какой или клещи покусали, потом стали бесится.Не помню что дальше. Я принял к сведению, но всё же решил погуглить по приезде.
Прямо под колёса метнулась черная тень. Я вздрогнул, выкрутил руль и чуть не свалился на асфальт. Сзади донёсся лай. Обернувшись, мы с Ником увидели свору бегущих собак. И не просто бегущих, а явно преследующих нас. Они рычали, лаяли и выли, видимо подзывая друзей. Пара собак догнала нас, пыталась бросится под колёса, укусить за ногу. — Давай бытсрее, — бросил Ник и остервенело замотал ногами. Я за ним. Бегать за нами собакам видимо надоело, или они устали, но через несколько минут гонок лай и вой стихли, собаки с дороги пропали, может остались позади, а может просто разошлись по своим делам, и мы, наконец, подъехали к повороту на грунтовку, ведущую к коровникам. К несчастью, прямо на этом повороте стояли мусорные баки, переполненные настолько, что часть мешков вывалилась на землю вокруг них. Рядом лежал старый матрас, весь в разноцветных пятнах, о природе которых мне задумываться не хотелось. Вонь стояла такая, что даже мухи вокруг не вились — передохли все видимо. Я уже хотел развернуться и уехать подальше от этого чудовища, но Ник, задержав дыхание, покатил вперёд. Я, как обычно, за ним.
От запаха тошнило и хотелось кашлять, но пересилив себя, я всё же поднажал и отъехал подальше. Блаженно вдохнул чистый воздух и решил, что по возвращению необходимо будет постирать одежду. Всю. Включая трусы и кеды. Подышали и поехали дальше. Низкие тёмные силуэты уже виднелись впереди за покосившимся бетонным забором. Ближайший к нам корпус со всех сторон зарос крапивой, среди которой торчали несколько высоченных стеблей борщевика, так что решено было поехать к дальнему зданию. Бросили велосипеды со внутренней стороны того, что когда-то было калиткой и пошли. Около полугнилого туалета а-ля дырка в полу стоял чёрно-жёлтый ржавый погрузчик с битыми передними фарами, грустно смотрящими на то, что осталось от коровников. Недалеко от него, на бетонной площадке пристроилась кривая скамеечка с торчащими отовсюду гвоздями и, напробу, ужасно шатающаяся. Пока Ник настраивал камеру, я присел на скамеечку, закурил и вынул телефон. Интернет плохой, но был. — Перестреляли, — сказал я. — Чего? — нахмурился Ник, поднял камеру и сфотографировал меня на лавочке. — Ну. коров всех перестреляли, перед тем, как забросить это место.
— Видимо подхватили чего в лесу, — пожал плечами Ник и ещё раз щелкнул камерой. Я не стал спорить. Докурил и бросил окурок на землю. Коровники стояли буквой «ш». Мы зашли через обвалившуюся часть стены и оказались в прохладном, тёмном помещении. Казалось свет с улицы совершенно не разгоняет местный мрак. Весь пол был покрыт мхом, из трещин в бетоне прорастала ярко-зелёная трава, в углу цвели голубые цветочки. Мы бродили по заброшке. Ник то и дело снимал красиво пробивающийся через дыру в крыше луч или растущую в бетонных кормушках траву. Я же просто искал какие-нибудь странности. Кости например, или граффити на стенах, старые инструменты, но ничего. За сорок лет всё уже растащили. В одном из помещений мы нашли ржавую ванну, металлический стол и зеркало в стене. Пучок проводов, свисающий с потолка. Ник торжественно вручил мне камеру, сунул сигарету в зубы, залез в ванну и скорчил страшную, как он думал, и дурацкую, как я, рожу. Потом выплюнул окурок и заставил в ванну залезть меня. Дальше потащил меня фотографироваться в другое крыло коровника. Попрыгали, покорчились, посидели на оконных проёмах, забили sd-карту глупыми фото и решили забраться на крышу.
Вернувшись к велосипедам, мы забрали рюкзаки, и по обвалившемуся куску здания забрались на поросшую травой и тоненькими берёзками крышу. Там мы сели, достали еду, пиво, сигареты и ту самую папиросу. Поели, попили, раскурили. Прикола не поняли, но важно покивали и решили вернуться к обычным сигаретам. Когда от них остались одни бычки, потушили об крышу, и я предложил соревнование. — Берёшь окурок вот так, а потом резко разжимаешь пальцы. У кого дальше улетит, тот и выиграл. — И что же получит победитель, — с прищуром спросил Ник. Я пожал плечами. — Корову! — пошутил Ник. — Ага. Мёртвую, — мы рассмеялись. Выиграл, к сожалению, Ник. Затребовал от меня залпом выпить бутылку пива, но я сказал, что тогда всю пену выплюну на него. Ник издал что-то вроде «фу бля» и разрешил мне не пить залпом. Второй этап соревнования окурков выиграл уже я, так что мы с Ником решили играть дальше. Пока курили третью пару, услышали фырканье и мычание. В стороне, с которой доносился звук, в предзакатной дымке виднелось стадо будто бы полупрозрачных коров и пастух в серой толстовке с котом, тихо бредущий сбоку. Они прошли мимо коровников, дальше на просторный, казалось, бескрайний, луг.
— Вон та пятнистая справа твоя, — махнул в сторону стада я и увернулся от подзатыльника. Наблюдать за коровами было неожиданно интересно и завораживающе. — Смотри, похож, — пихнул меня Ник. — Чего? — я не понял. Ник ткнул в сторону пастуха, — А. Реально. Сигареты закончились, и третий раунд выиграл я. Оглянулся, но стадо исчезло. Испарилось в сумеречной дымке. Ни пастуха в серой толстовке, ни ни коров, только ветер. Солнце висело над горизонтом. Куда делись аж четыре часа сказать сложно, но куда-то они очевидно делись. Отказавшись принимать проигрыш, Ник подбил меня на очередной раунд стрельбы бычками. Потом ещё, ещё и ещё. Истратили целых две пачки, и Ник всё равно проиграл. — Может пойдём, — предложил я, — Не хочу пьяный и в темноте тащиться по тому мосту. — Допьём и пойдём, — сказал Ник и мы чокнулись бутылками. Красный диск почти закатился за крыши далёких домов, когда прямо под нашими ногами раздалось шуршание, металлический грохот и шарканье. Мы притихли, прижались пониже к крыше. Внизу что-то ходило. До нас доносились топот и тяжёлое дыхание. — Ты же говорил, что тут нет сторожа, — зашипел на Ника я.
— Да нет его тут, — пихнул меня в ответ. — Походу, значит, тот пастух нас заметил и позвонил. — Кому? — сторожу, которого нет. — Кому-кому. Ментам. Надо валить, — Ник завозился, убирая недоеденное в рюкзак, и залпом допивая недопитое. Закашлялся. — Шшшшш бля, — я дал ему подзатыльник, — Куда валить, ему на голову. Ник хотел ударить в ответ, но признал мою правоту, так что было решено подождать, пока гость внизу не перейдёт в другое крыло коровника. Пока ждали, я сунул недопитое пиво в боковой карман и набросил рюкзак на спину. Приготовил фонарик. Через несколько минут топот и дыхание стали отдаляться. В оконных проёмах перехода показалась крупная черная тень, и мы с Ником поползли в сторону обвалившейся крыши. Ник полез вниз первым, я за ним. В наступающей темноте еле получалось что-то разглядеть и конечно же, я промахнулся ногой мимо выступа, накренился и бутылка выскользнула из кармана, с громким звоном поскакала по бетону, разбилась. — Бля, — прошипел я, — Может не услышал. Но нет, услышал. Что-то повернулось и пошло в нашу сторону. — Валим, — гаркнул Ник, схватил меня за руку и стянул с горы бетона, ободрав мне ногу.
Включили фонарики и как резанные понеслись в сторону велосипедов. Цокот, нечеловечески быстрый, споро нагонял нас, тяжёлое дыхание раздавалось почти над ухом. «Да как вообще кто-то с такой плохой дыхалкой может так быстро бежать» — пронеслось у меня в голове, и я обернулся. За нами гнался бык. Огромный, черный трёхметровый бык с несколькими парами рогов и красными точками на месте глаз. Из ноздрей валил пар. Чуть не споткнулся, и отвернулся обратно. Свирепое фырканье раздалось с той стороны, сердце колотилось где-то в горле. Что-то крикнул впереди бегущий Ник. Добравшись до велосипедов, я еле дышал. Черная масса всё еще приближалась, я рванул руль на себя, забрался на сиденье и понёсся вслед за Ником прочь от коровников. Бык замер с той стороны калитки. Вонючую кучу мы проскочили за пару секунд, на дороге, наверное, установили новый мировой рекорд скорости и, запыхавшиеся, остановились только подъехав в тропинке на мост. Слезли. — Ты видел? — спросил я, возможно мой голос дрожал. Ник не ответил, только молча кивнул. Отдышались немного. Постояли. Покурили. — Ладно, пошли домой. Ник опять кивнул и мы пошли.
На мосту бабки не оказалось — думаю, устала нас ждать и ушла. И хорошо, я был не готов распивать спирт с беззубой алкашкой. Кое-как в неприветливой темноте добрались до участка. Бросили велосипеды на улице и, как убитые, завалились спать.
Покойник
Вообще, оглядываясь на прошлое, я понял, что мне как-то не приходилось бывать на обычных кладбищах. Я пару раз бывал на монастырских кладбищах, как на одной из остановок экскурсии, ходил по старому кладбищу в Стальено в Италии, в глубоком детстве видел пирамиды Гизы, ну и, ходил на старое заброшенное кладбище в лесу под Лёшино. Кладбище то было вдалеке от всех церквей и часовен, потому местные жители, включая Ника, называли его кладбищем самоубийц, которых отказывались хоронить на святой земле, а потому, когда кладбище ещё работало, часто воровали венки и разрисовывали камни. Мне, в целом, было без разницы, святое кладбище было или нет, не хотел ехать на него я потому, что нога, ободранная недавно на коровниках, болела и чесалась последние несколько дней. А в тот день вообще покраснела и немного распухла. Однако Ник, как обычно, настоял на своём. На кладбище решили ехать ближе к вечеру, не только чтобы избежать жары, но и застать самое мрачное и атмосферное время дня — сумерки.
Помня нашу удачу с поиском озера и убедившись, что Ник сам не помнит, как до этого кладбища добираться, так как в прошлый раз плутал по полю и лесу, пока ему не указали дорогу, я решил выдвинуть нас из дома не в семь, как хотел Ник, а на час раньше. Собрали рюкзаки, как обычно, покурили на дорожку, тяпнули настоечки для храбрости. Взяли велосипеды, под неодобрительным взглядом тёти Дарьи (она пока так и не простила нам неубранные пару дней назад велики), — поехали. До нужного поля добрались по уже проторенной дорожке — оказалось, кладбище находилось где-то за коровниками. По асфальту ехали быстро, но, на удачу, никаких собак не встретили. Мимо кучи мусора проехали — поворот на грунтовку к кладбищу был дальше. Наконец, свернули в поле, затем, луг, затем лес, снова луг, покатались туда-сюда, пока Ник вспоминал ориентиры. Так прошло полтора часа. Нога моя больная чуть ли не отнималась. Кое-как в молодых сумерках Ник высмотрел чёрный кусок ограды, затерявшийся среди кустов и без чего-то восемь мы оказались на кладбище.
Бросили велосипеды, прошли вглубь. Ник, как обычно, защёлкал камерой, пока я курил и рассматривал старые покосившиеся и поломанные ограды, потрескавшиеся, заросшие или вовсе разрисованные могилы, лавочки в листве и упавших с деревьев палках. То тут, то там валялись пивные бутылки и пачки из-под чипсов. Ник забрал у меня окурок и полез куда-то в кусты: делать мрачные около-готические фотографии, я же решил вернуться обратно к велосипедам — хотелось пить, да и сигарету у меня отобрали. Солнце уже село, сумерки сменила темнота, так что я включил фонарик. Пока пил и поджигал сигарету, фонарик положил в корзинку велосипеда. Освободив руки, взял фонарик, и заметил чьи-то ноги. Вздрогнув всем телом, я поднял луч выше и наткнулся на щурящегося молодого мужчину. Лет двадцати пяти, он был весь в пыли, высокий и тощий, небритый, с мешками под глазами. — Извините, что напугал, — виновато улыбнулся он. Я глубоко вдохнул, — Можно? — он кивнул на сигарету. Я кивнул, достал из рюкзака пачку и протянул ему. Затянулись, я — своей, он — своей. — А вы что тут делаете? — спросил я, как будто сам не пришёл на заброшенное кладбище самоубийц глубоко в лесу просто потому что.
— К другу иду. Он умер. Повесился на местечке для пикника недалеко отсюда, — мужчина мотнул головой куда-то в сторону леса, — У него никого не было, так что я раз в год навещаю могилу. Чищу там, поправляю забор, цветочки, вот, кладу, — и действительно, в руке мужчины был зажат букет полевых цветов. Хотя казалось бы, навещаешь могилу друга, ну купи нормальный букет… Конечно же, я этого не сказал, — не посветишь, а то темно уже. Я не нашёл причины отказать. Мужчина, представившийся Колей, повёл меня обратно вглубь. Я похромал следом. — А как давно кладбище забросили? — спросил я. Мужчина задумался. — Давно-давно… Не помню точно… О, пришли. Мы подошли к могиле. Та часть заборчика, которую не съела ржавчина, покосилась или и вовсе лежала на земле, плита под ветками и сухими листьями вся заросла странным, крупным мхом, буквы на камне стёрлись, читалось разве что «.入Й Валентинович 1.73-199.», лавочки не было. Коля зашёл на участок и принялся убирать ветки, отдирать мох. Просто так стоять мне было неловко, так что, перехватив сигарету зубами, я начал поправлять ограду. Вместе мы управились довольно быстро, и Коля оставил букет на плите.
— Спасибо, — сказал он, хлопнул меня по колену, больно… Развернулся и пошёл дальше, вглубь кладбища. «Ещё кого-то что ли навестить?» — подумал я, но нет. Николай замер около длинного заборчика, разрезающего кладбище напополам, и задумчиво вглядывался в темноту. Я же решил оставить мужика с его тараканами наедине и стал оглядываться, в поисках малиновой макушки друга. — Ник там, — Коля обратил на себя моё внимание и махнул рукой влево. Я обернулся посмотреть и действительно: вон он, сидит в кустах, фотографирует какой-то крест. — Спасибо, — сказал я, обернулся, из вежливости, но Николая на месте не было. По затылку пробежали мурашки. Подошёл к Нику: — Ну что, фотограф. Долго ещё? — А ты куда запропастился? — удивился Ник, — Ладно, пара минут и пойдём. Не хочешь фоточку на кладбище? — Обойдусь. А пропал куда… Да мужика тут встретил, Колю. Попросил помочь ему могилу друга в порядок привести. Ну я и помог, — пожал плечами.
— Аа. Высокий такой, тощий, блондин с чёрными корнями? — кивнул, — Я его тоже в прошлом году видел. Пока ходил по лесу, искал кладбище наткнулся на него. Ну и пошёл с ним, тоже решил его этого друга навестить. Вместе по букетику нарвали, пришли, могилку почистили, цветочки положили, потом каждый по своим делам: я гулять, а он дальше куда-то. Я в тот день ещё, когда домой уже возвращался, целых пять тыщ на дороге нашёл, представляешь! — Ммм, — я смотрел на то, как Ник скрючился на земле в попытке заснять улитку на одной из плит. — Ага. Только вот что странно, когда я назад шёл, ну по кладбищу, проходил мимо той могилы, а его букет, Колин, уже завял. Не умеет мужик цветы собирать, не умеет, — Я покивал, хотя вряд ли Ник видел это затылком, — Ладно, я всё, — он вскочил на ноги и чуть не упал, — Точно не хочешь фотку. Я покачал головой, и мы пошли к велосипедам. Проходили мимо той самой могилы и, случайно, а может не случайно, мой взгляд скользнул за ограду. Колин букет завял.
Я поднял фонарик дальше, и в прямом свете рассмотрел на выцветшей фотографии черную полоску посреди головы, там, где должен быть пробор, и слегка виноватую улыбку мужчины — похож. То ли отец, то ли брат, а может и кузен Николая. — Пошли уже, — Ник пихнул меня в плечо, — Сам же хотел. Ну, как тебе кладбище? — Мрачненько, загадочненько, — ответил я, — Мне понравилось. Расселись по велосипедам, поехали домой. Нога моя, наконец, успокоилась и зажила. Решили это событие отпраздновать парой бутылок вина за 200 рублей и папиросой.