Женские альбомы: Тело как территория борьбы
Halsey: Тело-монумент и деконструкция материнства в визуальной наррации альбома «If I Can’t Have Love, I Want Power»
Визуальная кампания альбома Halsey «If I Can’t Have Love, I Want Power» (2021) представляет собой целостный художественный проект, в котором тело артистки последовательно воплощает различные ипостаси архетипической женственности — от сакральной матери до божества и жертвы.
Холзи на съемках визуала альбома «If I Can’t Have Love, I Want Power», 2021
Реальная беременность Холзи трансформируется из биологического факта в художественный медиум, через который деконструируются традиционные представления о материнстве, власти и жертвенности. Этот проект можно рассматривать как практическое применение теории «сома-техники» Пола Пресьядo, где тело используется как сырье и интерфейс для художественного и политического высказывания, направленного на взлом социальных кодов.
Объявление о беременности Холзи в социальных сетях, 2021 / Съемки «I am not a woman, I’m a God», 2021
Отправной точкой выступает обложка альбома — прямая цитата «Мадонны с младенцем» из Меленского диптиха Жана Фуке. Певица занимает позу Богоматери, но её прямой, испытующий взгляд, направленный в объектив, и обнажённая грудь создают сложный семиотический конфликт. Этот жест работает на преодоление «мужского взгляда» (male gaze), описанного Лаурой Малви. Если в классическом искусстве женщина выступает пассивным объектом для созерцания, то здесь артистка активно возвращает взгляд, превращаясь в субъект, оценивающий зрителя. Её тело, восседающее на троне, становится телом-монументом, утверждающим незыблемость своей власти и права на интерпретацию.
«If I Can’t Have Love, I Want Power», Холзи, 2021 / «Мадонна с младенцем», Жан Фуке, 1450
Визуальный нарратив музыкального видео I am not a woman, I’m a god» представляет собой сложную систему архетипических превращений, где тело артистки становится полем реализации множественных идентичностей. Сцены в римских банях, где певица принимает омовение от служанок, визуализируют парадоксальную форму власти — суверенность через ритуальную пассивность. Этот образ инвертирует традиционную гендерную экономику обслуживания, превращая тело из объекта ритуала в его главного бенефициара.
Омовение в римских банях
Особого внимания заслуживают кадры с корсетом — историческим инструментом дисциплинирования женского тела (М. Фуко). Беременное тело Холзи, заключённое в этот символ нормативности, создаёт мощную визуальную оппозицию: биологическая сила, выходящая за рамки контроля, сталкивается с репрессивным каркасом социальных ожиданий. Этот образ можно рассматривать как метафору конфликта между витальной телесностью и дисциплинарными практиками.
Наиболее радикальным жестом становится сцена с употреблением алкоголя беременной героиней. Этот образ функционирует как сознательное нарушение табу, наложенного биовластью на репродуктивное тело. Через этот шокирующий жест артистка утверждает абсолютную автономию своего тела, отрицая право общества регулировать и осуждать её выбор.
Завершающий акт нарратива — сцена родов в архаичной избушке — представляет собой мощный образ «сырой» природной силы, противопоставленный стерильному, медицински контролируемому процессу. Этот образ извлекает материнство из-под контроля институтов и возвращает его в область до-социального, мистического телесного опыта.
Визуальная кампания демонстрирует эволюцию от статичной иконы к динамичному перформансу, где тело последовательно примеряет и оспаривает ключевые женские архетипы. Через сложную систему искусствоведческих цитат Холзи создаёт многомерный образ материнства, одновременно сакрального и политического, интимного и публичного.
Ариана Гранде: От тела-убежища к телу-архиву в визуальных нарративах «Sweetener» и «eternal sunshine»
Визуальный нарратив альбомов Арианы Гранде демонстрирует сдвиг в репрезентации телесности — от эскапистского отрицания материальности к тотальному принятию телесного опыта как архива личной истории. Эта эволюция наиболее рельефно прослеживается в диахроническом сопоставлении визуальных стратегий альбомов «Sweetener» (2018) и «eternal sunshine» (2024), где тело артистки последовательно трансформируется из объекта внешнего воздействия в субъект самоформирования.
Альбом «Sweetener», созданный вскоре после теракта на манчестерском концерте 2017 года, представляет собой сложную систему визуальных эвфемизмов, направленных на преодоление коллективной травмы.
В клипе «no tears left to cry» Гранде использует эстетику антигравитации и инверсии, где тело артистки буквально отрывается от земли, теряя вес и материальность. Этот визуальный жест можно интерпретировать через теорию травмы Кэти Карут — как попытку вытеснения непроработанного травмирующего опыта через его символическую инверсию.
Помимо стратегии дематериализации, важнейшим элементом визуальной риторики «Sweetener» становится клип «God is a woman», где Гранде осуществляет сложную операцию по сакрализации женской телесности через синтез религиозной иконографии и поп-культуры. Видео построено как визуальная теофания — явление божественного в женском теле.
«Сотворение Адама», Микеланджело Буонарроти, 1511 / «God Is a Woman», Ариана Гранде, 2018
В сцене, где Гранде парит в пространстве и протягивает руку к зрителю, происходит стратегическая инверсия фрески Сикстинской капеллы. Если у Микеланджело Бог-отец передаёт жизнь пассивному Адаму, то здесь женская рука становится источником творения, а направление жеста меняется — теперь божественное исходит не сверху, а из центра композиции, занимаемого телом артистки. Этот жест можно прочитать как тактильное, интимное взаимодействие с миром, противопоставленное дистанционному мужскому творению.
«Мыслитель», Огюст Роден, 1882 / «God Is a Woman», Ариана Гранде, 2018
В сцене с вращающейся Землёй артистка водит рукой по океанам, восседая на планете, визуально цитируя иконографию Атланта, но трансформируя этот образ — здесь не мужчина-титан несёт небесную тяжесть, а женщина-божество играет с миром как с игрушкой. Этот жест деконструирует патриархальный миф о силе, представляя власть как лёгкость и контроль.
Одной из важных сцен становится сцена с хором девочек, одетых в белое и наблюдающих за парящей Гранде. Их коллективный взгляд создаёт новую оптическую систему — «female gaze» как общинное видение, где сакральное рождается не из индивидуального откровения, а из разделённого опыта.
«We Can’t Be Friends»: процедурная память и визуальная деконструкция травмы
Клип «We Can’t Be Friends», являясь прямой визуальной адаптацией сюжета фильма «Вечное сияние чистого разума», представляет собой исследование памяти как технологического процесса. Стерильное пространство клиники «Brighter Days Inc.» функционирует как метафора рационализированного горя, где подписание информированного соглашения маркирует добровольный отказ от опыта.
Параллели видеоклип и фильма
Ключевые визуальные стратегии: • Поэтапное стирание артефактов (плюшевый мишка, фотография, ожерелье) визуализирует деконструкцию нарратива отношений • Трансформация предметов (ожерелье становится ошейником) демонстрирует механизм семантического замещения в работе памяти • Разделение пространства (стена, кровать) материализует возникшую эмоциональную дистанцию
Стирание воспоминаний
Замена воспоминаний
Финальная сцена встречи бывших партнёров после процедуры представляет собой визуализацию абсолютного «не-узнавания» — технологии не просто стирают память, но перестраивают саму оптику восприятия.
«Brighter Days Ahead»: память как материал и этика искусственного самостроительства
Короткометражный фильм «Brighter Days Ahead» представляет собой концептуальный прорыв в исследовании темы памяти и телесности.
Четыре памяти функционируют как архитектоника самости, где каждая представляет отдельный пласт личности: 1. Детство («Intro») — архетипический фундамент, «до-травматическое» состояние 2. Карьера («Eternal Sunshine») — социальная маска, публичное измерение «Я» 3. Травма («Twilight Zone», «Supernatural») — катастрофический опыт как необходимый элемент целостности 4. Отцовский нарратив («Hampstead») — внешняя перспектива, завершающая самопонимание
«Intro» / «Eternal Sunshine» / «Twilight Zone» / «Hampstead»
Сцена сборки новой Пич из органов становится центральной метафорой фильма. Если у Мэри Шелли Франкенштейн создавал монстра из анонимного биоматериала, то здесь тело собирается из персонализированных артефактов памяти. Каждый орган — не просто физический объект, а носитель нарративной нагрузки, воплощение конкретного воспоминания. Воскрешение через музыку и электричество переосмысливает романтическую традицию — творческий акт представлен как технологический процесс, где искусство (музыка) и наука (электричество) сливаются в акте сотворения новой идентичности.
Ариана со своим родным отцом
Этический поворот в диалоге с «Вечным сиянием»
Фильм Гранде совершает радикальный пересмотр этики оригинала. Если у Гондри технология стирания показана как фатальная ошибка, то здесь она становится инструментом морального выбора. Отец-учёный принимает на себя ответственность творца, используя технологию не для забвения, а для болезненного воскрешения. Финальная сцена обретает характер экзистенциального откровения: молодая Пич, вспоминая наставление «жить каждый день как последний», демонстрирует преодоление травмы через принятие конечности. Это не бегство от боли, а её трансформация в источник смысла.
Визуальная эволюция Арианы Гранде демонстрирует, как тело артистки последовательно примеряет различные режимы существования: от убежища через храм к архиву. Эта трансформация показывает, что современная поп-культура предоставляет артистам инструментарий для работы с травмой не через её отрицание, а через её символическую переработку в альтернативные системы значения. Тело здесь функционирует не как статичный образ, а как динамический процесс — перманентное становление, в котором личный опыт становится основой для коллективного высказывания.
