Как «Одеяла» Крейга Томпсона трансформировали язык автобиографии
Концепция
В контексте диалектики американского комикса, а точнее культуры автобиографии — комикс Крейга Томпсона Одеяла (2003) давно закрепился на полках «обязательного чтения» для любителей графических романов и автобиографий. Он позиционируется как честный визуальный дневник взросления — глубокий, интимный, эмоциональный. Так, в рамках данного исследования мы сконцентрируемся именно на нарративе, а не на мастерстве рисунка, и не будем углубляться в формализм.
Однако, в контексте исследования комикса, как предмета художественной деятельности мы рассмотрим эстетику американского комикса середины XX века, но с заявкой на личную интимность.
Так, принцип отбора материала для визуального исследования базируется на графическом романе Крейга Томпсона «Одеяла». Конкретизируя, визуальное исследование будет сосредоточено на эпизодах, где проявляется внутренняя жизнь героя: сцены детства, первая любовь, кризис веры. Выбираются страницы, где рисунок не просто иллюстрирует текст, а работает как самостоятельный эмоциональный нарратив. Принцип рубрикации исследования будет также структурирован по проблемно-смысловому принципу. Вначале мы затронем исторический контекст и культурную легитимацию жанра и попытаемся определить, как «Одеяла» вписались в растущий интерес к графической автобиографии и закрепили комикс в «взрослой» литературе.
Далее мы обратимся к визуальному свидетельству и проблеме формы и постараемся конкретизировать кризис авторской дистанции и последующую нарциссическую замкнутость в рамках которой, автор ограничивает нарративную дистанцию, истощая метафоры и искажая смыслы. Так, мы дадим оценку влияния текста на последующую культуру автобиографии и значение «Одеял», как культурного маркера времени.
Принцип выбора и анализа текстовых источников строился на теоретической базе современных работ по графическим нарративам и автобиографии. Во-первых, мы обратимся к Хилари Чут, как к ключевому эксперту по автобиографическим комиксам «Disaster drawn: Visual witness, comics, and documentary form» и «Comics as literature? Reading graphic narrative», где описаны её идеи о «рисованной памяти» и линии, которые помогут проанализировать визуальный нарратив «Одеял»; далее мы обратимся к исследователю Чарльзу Хатфилду и рассмотрим его исследование «Alternative comics: An emerging literature» про развитие американского независимого комикса и переход к автобиографичности; мы так же затронем исследование Джареда Гарднера «Comics and the History of Twenty-first-century Storytelling», где мы сможем очертить контекст признания графического романа как «серьёзной литературы»; обратимся к Ли Гилмор и ее исследованию «The limits of autobiography: Trauma and testimony», где рассматривается роль исповедальности в усилении или разрушении нарратива; Джиллиан Уитлок и его работа «Soft weapons: Autobiography in transit» поможет нам понять механизмы конструирования субъекта в автобиографии.
Так, анализ преимущественно строится на сопоставлении визуального и вербального нарратива, исследовании культурного и исторического контекста, а также способов, которыми комикс взаимодействует с читателем на эмоциональном и символическом уровне.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
Ключевым же вопросом в данном исследовании для нас является: как Крейг Томпсон кодирует визуальный язык «Одеял», трансформируя при этом культуру автобиографического жанра и как это впоследствии повлияло на читательское восприятие личной истории? В попытке разрешения этого вопроса, нам важно сформулировать нашу гипотезу следующим образом: «Одеяла показывают», что графическая автобиография способна создавать глубину эмоционального и символического опыта, недостижимую для обычного текста. Однако визуальная доминанта может снижать критическую дистанцию, превращая нарратив в акт терапевтического раскрытия автора, а не в глубокий анализ пережитого опыта.
(1) Исторический контекст и культурная легитимация жанра
Появление «Одеял» в 2003 году стало ключевым моментом в процессе культурной легитимации комиксов. Несмотря на все претензии, отрицать значение «Одеял» в истории графической литературы невозможно. Томпсон появился в момент, когда комиксы в англоязычном мире окончательно выходили из подросткового «гетто», требуя места на книжной полке рядом с «взрослой» литературой.
Конечно же тут важно конкретизировать именно индустриальный контекст в рамках, котрого появились «Одеяла». После успеха «Maus» Арта Шпигельмана и «Persepolis» Маржан Сатрапи автобиографический графический роман стал символом культурной зрелости медиа.
Так, Хиллари Чут определяет жанр как гибридную форму: «Comics might be defined as a hybrid word-and-image form in which two narrative tracks, one verbal and one visual, enter into a dynamic interplay»1. Появился общекультурный запрос на автобиографические глубоко личные произведения и надо сказать, что на фоне циничных супергеройских штампов «Одеяла» воспринимались как эмоциональное «очищение» — интимное, честное и «человеческое».
1Chute H. Comics as literature? Reading graphic narrative // Pmla. 2008. Т. 123. №. 2. С. 452.
На фоне пост-9/11 Америки, утопающей в поисках идентичности, роман Томпсона стал попыткой вернуть себе целостность. Успех книги был обусловлен совпадением с общественным запросом на искренность и личную исповедь.
В этот период, как отмечала Ли Гилмор, автобиографическая литература активно участвовала в «therapy-driven culture of confession»2. «Одеяла» стали идеальным визуальным продуктом для этой культурной тенденции, легализовав автобиографию как жанр и показав издателям, что личная уязвимость может быть рыночным товаром.
2Gilmore L. The limits of autobiography: Trauma and testimony. Cornell University Press, 2023. C. 2.
(2) Визуальное свидетельство и проблема формы
Томпсон использует визуальное не просто как иллюстрацию, а как форму эмоционального «переприсвоения» памяти, заведомо вытесняя нарратив. Его линии, передающие уязвимость и нежность, соответствуют концепции Хиллари Чут о рисунке как форме свидетельства: «Drawing today still enters the public sphere as a form of witness that takes shape as marks and lines because no other technology could record what it depicts»3.
_________________________________________________________ 3Chute H. L. Disaster drawn: Visual witness, comics, and documentary form. Harvard University Press, 2016. C. 265.
Мы также, акцентируем свое внимание на композиции, вслед за которой наступает вовлечение в нарратив при помощи визуального кода. Томпсон визуально сжимает пространсво композиции и намеренно не использует «промежутки» (gutter) между панелями. Он активно вовлекает читателя в процесс построения смысла именно своей заполненностью, что не всегда есть хорошо, как это описывает Джаред Гарднер: «Gaps and discontinuities invite the reader to project meaning into what is left blank»4. В процессе чтения нам важно остановиться, выдохнуть и перевести дух, однако Томпсон не дает нам такой возможности, используя любое свободное пространство под панели.
4Gardner J. Projections: Comics and the History of Twenty-first-century Storytelling. Stanford University Press, 2020. C. 1.
И надо сказать, что такая техника достаточно утомляет в процессе, линии рвутся, сжимаются и переплетаются в узор, но воздух и медленные паузы — отсутствуют. Именно те пустоты, где мы смогли бы отдохнуть и задуматься над прочитанным.
Крейг Томпсон. Графический роман «Одеяла». 2023
Так, мы можем наблюдать нарративный перекос, где чрезмерное использование экспрессивной графики, приводит к тому, что визуальный жест становится самодостаточным, смещая акцент с драматургии на эмоции. Если графический нарратив сводится к «говорящим головам с 40-словными бабблами», то его уникальный потенциал не реализуется.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
Так, выходит, что нам, как читателям, с трудом приходится дистанцироваться от самого автора и его попытки искупления, скрытой под яркой экспрессивной техникой, которая в свою очередь дестабилизирует любую попытку задержки на панели, чтобы придать прочитанное анализу.
(3) Кризис авторской дистанции и нарциссическая замкнутость
Центральная проблема романа заключается в неспособности Томпсона, как автора, критически дистанцироваться от своего юношеского протагониста. Эта близость приводит к тому, что рефлексия не перерастает в анализ. Как итог, мы оказываемся в исповедальной ловушке автора, где повествование функционирует в рамках западной автобиографической традиции, имеющей «a debt to the confession»5, что систематизирует покаяние и самовыражение. В результате, текст переносит бремя «искупления» вины героя на читателя, делая его соучастником, а не наблюдателем.
5Gilmore L. The limits of autobiography: Trauma and testimony. Cornell University Press, 2023. C. 14.
Крейг Томпсон. «Одеяла». 2023
Конечно же, в рамках рассуждения языка автобиографии невозможно не подчеркнуть и не задержаться на критике протагониста истории. Изображение юношеского эгоцентризма (например, в сценах социального взаимодействия с окружением Рейны, где герой демонстрирует желание «она должна хотеть проводить время только со мной») вызывает критику. Риторика текста часто фокусируется на внутреннем страдании главного мужского персонажа, создавая эффект «нарциссической замкнутости», где юношеская незрелость не подвергается авторской критике. Это смещает акцент с универсальной драмы взросления на монотонное цикличное воспроизведение личной травмы.
Так, в процессе прочтения произведения у нас возникает нарративный дисбаланс, который особо ярко играет на контрасте. Наиболее динамичные и убедительные части текста, как показывает анализ, связаны с конфликтом с младшим братом Филом, в то время как романтическая линия выглядит неубедительной.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
Женский персонаж Рейна низведён до функции «экрана» для проекций протагониста, что усиливает ощущение нарциссической медитации автора. По итогу, вся эмоциональная система книги построена вокруг страдания мужчины, а женский персонаж низведен до марионетки авторской мысли, которая в свою очередь не обладает глубокими личными переживаниями, благодаря которым, при прочтении, нам предстала бы обратная сторона медали, где мы не только свидетели терапии Томпсона, но наблюдатели его личного роста, но уже с разных точек зрения.
Крейг Томпсон. «Одеяла». 2023
(4) Метафора одеяла: символическая функция и истощение
Метафора одеяла выступает мощным символическим ключом к темам интимности, изоляции и защиты, именно то, чего не хватает персонажу Крейга Томпсона.
Особенно эффективно метафора работает на контрасте между детскими ссорами с братом и кульминационным актом дарения одеяла Рейной.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
И как уже было сказано ранее, романтическая линия персонажа не настолько динамична и эмоциональна, как воспоминания героя о детстве и его брате, в отношениях которых присутствует динамика развития и смысловая завершенность, которая в свою очередь не подпитывает цикличность эмоциональных переживаний автора.
В финале, когда протагонист сжигает рисунки, и осознает, что одеяло уничтожить он не в силах, — именно это является маркером неспособности полностью отказаться от подлинного опыта прошлого.
Так, наступает истощение, когда излишне частое и широкое использование метафоры на протяжении шестисот черно-белых страниц не приводит ни к какому анализу и смысловая конструкция теряет свою задачу.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
(5) Спорное наследие: «Одеяла» как канон
Было бы несправедливо отрицать каноническое значение «Одеял» в контексте истории графической литературы, поскольку роман легализовал автобиографию и показал рынку потенциал визуальной исповеди. Проблема универсализации, где искренность Томпсона является продуктом своего времени. Его религиозный кризис и вина говорят голосом белого американского подростка из глубинки начала 2000-х.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
В этом смысле «Одеяла» сегодня читаются не как универсальный опыт взросления, а как документ эпохи, в которой духовная драма молодого мужчины ещё считалась универсальной метафорой человечества. Однако «такая» искренность в контексте репрезентации, сегодня читается, как продукт давно ушедшего прошлого.
Крейг Томпсон. Фрагмент из графического романа «Одеяла». 2023
Так, мы можем наблюдать, как «Одеяла» в контексте современности принимает на себя большую долю критики нарциссизма. То, что в 2003 году воспринималось как эмоциональная глубина, с современной критической перспективы звучит как нарциссическая замкнутость.
Новое поколение графических авторов (таких как Элисон Бекдел, Эми Курда, Джо Сакко) сместило фокус, научившись говорить о личном через социальное, о травме через коллективную историю. На их фоне Томпсон выглядит как художник, который всё ещё разговаривает с самим собой в зеркале. Его комикс важен как археологический слой, как свидетельство переходного этапа медиа, но уже не как живое художественное тело. Гилмор определяет подобные тексты как «предельные случаи», которые «ищут способы репрезентировать травму вне цикла повторения»6.
6Gilmore L. The limits of autobiography: Trauma and testimony. Cornell University Press, 2023.
Заключение. Наследие
«Одеяла» Крейга Томпсона совершили революцию в графической автобиографии, закрепив за ней статус «серьезной литературы». За счет феноменального владения «материальностью линии» Томпсон расширил эмоциональный словарь жанра. Тем не менее, успех романа был достигнут ценой «исповедальной ловушки»: чрезмерная эмоциональная близость к протагонисту привела к нарративному перекосу и создала текст, который сегодня воспринимается через призму нарциссической замкнутости.
Роман остается важной канонической точкой входа, но требует от новоиспеченного любителя графических романов высокой аналитической дистанции для критической оценки его неоднозначных смыслов.
Chute H. L. Disaster drawn: Visual witness, comics, and documentary form. Harvard University Press, 2016.
Chute H. Comics as literature? Reading graphic narrative // Pmla. 2008. Т. 123. №. 2. С. 452-465.
Hatfield C. Alternative comics: An emerging literature. Univ. Press of Mississippi, 2009.
Gardner J. Projections: Comics and the History of Twenty-first-century Storytelling. Stanford University Press, 2020.
Gilmore L. The limits of autobiography: Trauma and testimony. Cornell University Press, 2023.
Whitlock G. Soft weapons: Autobiography in transit. University of Chicago Press, 2019.
Томпсон К. Одеяла / Крейг Томпсон. Москва: Бумкнига, 2023. 592 с.
